Книга Кристина + Сергей = Смерть. Любовь под присмотром КГБ, страница 111 – Леонид Млечин

Брежнев огорченно признался:

— Сережа, а вчерашний хоккей-то я не посмотрел.

— Леонид Ильич, так мы транслировали матч.

Брежнев легко нашел выход:

— А ты еще раз покажи. Сегодня не можешь, повтори завтра. Скажи — по просьбам трудящихся.

Отключившись, генеральный секретарь развернулся к Андропову:

— Вы меня все так нагрузили, что хоккей некогда посмотреть.

Андропов, усаживаясь за стол, заметил:

— Леонид Ильич, вы сами установили для себя такой тяжелый режим. Мы же всякий раз на политбюро говорим, что вам надо больше отдыхать.

— Как я могу отдыхать, когда в экономике проблема на проблеме? — возразил Брежнев. — Но вот с нефтью все получается. Перспективы, судя по всему, невероятные. Ситуация и с бюджетом, и с внешней торговлей изменятся радикально. Поэтому считаю, надо принимать решение по Кристине Оазис и Глазову. Я только что говорил с Громыко. Он считает: пусть женятся. Ну, я не возражаю.

Разговор в комитете. Продолжение

Все изменилось в один день! Сергей Глазов, конечно, не знал, что жениться на Кристине Оазис ему разрешил сам Леонид Ильич Брежнев. Но понял, что претензий к нему больше нет. Напротив, выяснилось, что его свадьба с Кристиной — важное государственное дело и сам он исполняет задание родины.

Коллеги его поздравляли. Не без зависти. Высокие начальники с генеральскими погонами, прежде его не замечавшие, разговаривали с ним преувеличенно любезно.

Его вызвал к себе Игнатенко, прислал за ним машину.

— Меня все спрашивают, как это Глазов сумел так понравиться Кристине Оазис? Чем приманил самую богатую невесту в мире? Простой парень с рабочей окраины… Пусть поделится секретом.

Сергей Глазов усмехнулся:

— Вопрос не по окладу, товарищ генерал…

Игнатенко спросил:

— Ты тогда сказал Кристине, что у тебя сестра погибла. Извини, но я не знал о твоей сестре…

— У меня нет сестры, — ответил Глазов. — Я один у родителей.

Игнатенко после паузы уточнил:

— А Кристина не проведает, что ты, мягко говоря, ввел ее в заблуждение?

— Нет, — твердо ответил Глазов.

Игнатенко рассказал ему, что установлены два маршрута доставки наркотиков. Один из Афганистана, в гробах погибших солдат и офицеров. Другой — на танкерах компании Кристины Оазис.

— О чем твоя жена и не подозревает, — добавил Игнатенко. — Порошок засыпают в пластиковые пакеты, которые в гостинице кладут под матрас. Ложатся на него и долго утрамбовывают. Потом пакет — под рубашку и летят в разные города. А оттуда курьеры уже на поезде доставляют товар в Москву.

— Я и не подозревал, что речь о таких масштабах, — заметил Глазов. — Ларри Андерсон, который первый сообщил о доставке наркотиков на танкерах, тоже этого не знал.

— Очень важную роль сыграл твой друг Пшеничный, — сказал генерал Игнатенко. — Он дал нам важные ниточки. Сейчас начнем брать главных фигурантов дела. С помощью Пшеничного. Мы его вызвали в Москву.

Путешествие в поезде

Пассажиров в вагоне было немного, и к ночи проводник успел основательно надраться. Когда Куприянов заглянул к нему, тот держал в руке граненый стакан и, глядя на свое отражение в окне, напевал что-то невнятное. Куприянова он встретил как родного.

— Садись, друг. Выпьешь?

— Не откажусь, — потирая руки, ответил Куприянов, который в последнее время пил очень редко и лишь в случае крайней необходимости.

Проводник привычно полез за бутылкой под стол, но она оказалась пустой. Его разочарованию не было предела.

— Видимо, разлилась, — выдавил он из себя.

— А больше взять негде? — деловито спросил Куприянов.

— Надо идти в вагон-ресторан, — грустно заметил проводник.

Он проглотил все, что оставалось в стакане, и почему-то посмотрел сквозь него на тусклую лампу.

— А не поздно? — поинтересовался Куприянов.

— С деньгами всегда можно, — нравоучительно заметил проводник.

Но тут его лицо приняло загадочное выражение.

— Понял, — сказал Куприянов, — добавлю.

Он вытащил из бумажника несколько купюр и протянул проводнику. Тот страшно оживился, схватил форменный китель и двинулся в коридор.

— Подожди, — остановил его Куприянов, — куртку-то надень, холодно уже.

Он забрал у проводника фирменный китель и помог надеть теплую куртку.

— Порядок, — пробормотал проводник и исчез.

Куприянов взял чистый стакан, налил в него чая и, оглядевшись, добавил в стакан немного белого порошка из пузырька, который тут же упрятал в карман. Накинул китель проводника и пошел по коридору. Дошел до третьего купе, громко постучал и открыл дверь:

— Чай заказывали?

Поезд пришел в Москву рано утром.

Куприянов вышел на перрон одним из последних. Когда он проходил мимо вагона, в котором накануне разносил чай, то увидел, как из двери санитары выносят на носилках чей-то труп. Милиционер, держа в руке паспорт, записывал в протокол данные умершего:

— Так, фамилия — Пшеничный… Смотри-ка, тоже в милиции служил…

Рядом суетился давешний проводник в кителе. Лицо у него после выпивки и бессонной ночи было помятым. Куприянова он, разумеется, не узнал.

На привокзальной площади Куприянов позвонил из телефона-автомата. Услышав знакомый голос, коротко доложил:

— Вопрос решен.

Услышал в ответ:

— Следующий — твой друг детства Сергей.

— Помню, — ответил Куприянов.

Подмосковье. Дача Громыко

Утром, когда Андрей Андреевич уже завтракал, пронзительно зазвонил телефон цвета слоновой кости. Выслушав короткое сообщение, Громыко повесил трубку.

Сказал жене:

— Леонид Ильич умер.

Лидия Дмитриевна всплеснула руками:

— Когда?

— Ночью. На даче.

Лидия Дмитриевна огорченно вспоминала:

— Седьмого ноября Леонид Ильич выстоял на трибуне мавзолея и военный парад, и демонстрацию. А вечером мы с тобой видели его на приеме. Он был в хорошей форме. Речь произнес. Ничто не предвещало…

— Смерть всегда неожиданна, — философски ответил Громыко, погруженный в свои мысли.

— А кто будет? — спросила Лидия Дмитриевна.

— Андропов, — коротко ответил Громыко.

— Это точно?

Андрей Андреевич стал собираться:

— Политбюро уже собирается. Опаздывать нельзя.