Книга Элиты Эдема, страница 21 – Джоуи Грасеффа

Мы встаем на колени и в темноте рассматриваем друг друга. Когда адреналин покидает мою кровь, я снова чувствую влияние синтмескалина. Мое сознание начинает раскалываться, кожа деревенеть. Всего лишь мгновение назад все было таким очевидным! Я видела… нечто. Не могу объяснить. Впервые за долгое время я чувствую, что я – это я.

– Нет сил держаться, – шепчу я в отчаянии.

Ларк не понимает меня.

– Ты теперь в безопасности. Не упадешь. Я вытянула тебя.

Я смотрю на ее лицо с мягкими нежными чертами и понимаю: вот она, истина. Теперь я могу за нее держаться. Но через секунду это чувство пропадает.

– Я помню тебя, – говорю я. – В… прошлом.

Я морщу лоб. Где мы встречались? Сейчас я уверена, что знакома с ней давным-давно, но откуда?

Ее глаза оживают.

– Ты помнишь меня? Помнишь, что мы встречались еще до того, как я появилась в «Дубах»?

– Да, но… Я не уверена. Все, что я знаю… – Я делаю паузу, чтобы набрать воздуха. – Ты – часть меня.

Она обнимает меня и целует, и это одновременно радует и смущает меня… Я отстраняюсь и, шатаясь, неловким прыжком поднимаюсь на ноги. Все это слишком странно.

– Я знаю, что ты не понимаешь, что происходит, – мягко говорит Ларк. – Но мне столько всего нужно рассказать тебе. Ты так много забыла. Ярроу, я должна сказать тебе… ты не та, кем ты себя считаешь.

Я чуть не засмеялась. Звучит так мелодраматично! В то же время во мне просыпается неодолимое любопытство.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не уверена, стоит ли тебе сейчас рассказывать. Мы надеялись, что ты сама еще что-то.

– Кто это «мы»? – спрашиваю я. Хотелось бы мне знать.

Она качает головой.

– Я не могу тебе сказать. Не все. Не сейчас. Но ты должна сама ощущать это. Неправильность.

Я закрываю глаза. Именно так. Неправильность. Словно каждый мой поступок, каждое слово, каждая мысль слегка неуместны, не могу объяснить почему.

– Прошу тебя, расскажи мне.

Она с грустью смотрит на меня.

– Должно пройти время, Рауэн.

– Как ты назвала меня? – вскрикиваю я. Звук этого имени как разряд пронзает мое тело от макушки до кончиков пальцев. Это то, что нужно, не знаю почему. Кто такая Рауэн? Имя ничего не говорит мне, и замешательство внезапно приводит меня в ярость.

Что за чушь она несет? Ее слова потрясли меня, но, конечно, это все неправда. И дело даже не в этом!

– Лгунья! Убери от меня свои поганые трущобные руки! Ты на все пойдешь, чтобы втереться в наш круг. Ты дала мне свой бокал. Ты опоила меня, чтобы опозорить! Ничего не выйдет. Ты навсегда останешься просто отбросами. Отвали от меня!

Мне нужно уйти отсюда. Куда-нибудь в укромное место. Но куда?

Конечно, к маме. Она, скорее всего, в своей лаборатории. Как всегда, работает допоздна, и у нее даже есть своя комната в Центре.

– Куда ты? – кричит Ларк мне вслед, когда я убегаю. Я не оборачиваюсь.

Под мраморным глазом Центра меня приветствует Бак ^[9] – один из маминых помощников. Когда я говорю, что хочу увидеть маму, он отвечает, что она на месте, хотя очень занята, но я могу подождать ее, возможно, она освободится чуть позже. Он проводит меня в сенсорную комнату, чтобы я могла отдохнуть. Я часто бываю здесь. Здесь я могу понежиться в гелевой ванне, полежать в спокойной, темной комнате, забыв про все на свете, пока окончательно не расслаблюсь. Должно быть, видок у меня еще тот, но Бак не задает вопросов.

– Моя смена почти закончилась, – говорит он, пока мы идем по коридору. – Но я все устрою для тебя до того, как придет другая бригада. А потом дам знать твоей маме, что ты здесь.

– Спасибо.

Я почти рада тому, что не сразу встретила маму. Мне нужно подумать, что и как я расскажу ей о сегодняшней ночи.

Бак приводит меня в полуосвещенную комнату. Темные мраморные стены, глубокий вулканический бассейн, утопленный в центре помещения. Гель в нем тоже кажется черным, а не привычным бледно-зеленым. Мне не сразу нравится эта замена. Но я провела столько приятных, счастливых часов, плавая в этом прекрасно успокаивающем теплом геле, позволяя сознанию отключиться. Это как поход в спа-салон, только без назойливой болтовни массажиста и косметолога. Здесь так свободно дышится, так мирно и спокойно. Я скидываю одежду на пол, прежде чем войти в бассейн. Черный вязкий гель непроницаем и заботливо прикрывает мое тело.

Дожидаясь маму, я думаю о Ларк и о том ощущении, будто я давно с ней знакома. Но откуда? Я роюсь в своих воспоминаниях, но ее там нет. Что же мне вспоминается? Вот я младенец, сижу, поджав ноги, на полу, покрытом белым ковром, играю с мягкой игрушкой, а мама с любовью смотрит на меня.

Вот мне лет восемь-девять, и я танцую на Празднике дождя, радостно топая по лужам. Мама уже было открыла рот, чтобы пожурить меня, но потом хватает меня за руку, и мы вместе топаем по лужам.

Первый поцелуй с мальчиком, которого звали Зефир, на парадном крыльце нашего дома. Я вижу, как колыхнулась штора, и мамин понимающий взгляд, брошенный до того, как она успевает скрыться: она дает мне привыкнуть к новым ощущениям.

Столько воспоминаний счастливого детства…

Но среди них нет Ларк.

Я расслабляюсь, позволяя успокаивающему гелю и полумраку унести прочь мои переживания, а сама погружаюсь в воспоминания. Некоторые прозрачны как кристалл и ярки как алмаз, четко ограненные прошлым эпизоды.

Но… каким животным была эта игрушка? Я пытаюсь мысленно добраться до самых ранних воспоминаний детства и, хотя и отчетливо помню комнату, пол, маму… пушистый мягкий зверек, которого я держу в своих пухлых ручках, совершенно неразличим.

Я прокручиваю в памяти Праздник дождя в детстве – одно из самых ярких воспоминаний о моей маме, которое приходит ко мне время от времени в трудные минуты моей жизни. Воспоминание, которое спасает меня.

Но я помню не все. Отчасти образы очень живые. Лужи под моими ногами, рассыпающиеся мелкими каплями. Но… какого цвета мои сапоги? Во что я одета? Где именно мы были в тот день? Это нормально, что я не помню детали?

Конечно, уверяю я себя. Ребенок не может запомнить все до мелочей. Я помню самое важное – присутствие мамы, ее заботу.

А как насчет моего первого поцелуя? Я еще больше расслабляюсь в ванне, вспоминая мягкое прикосновение губ Зефира к моим, и мне кажется, что именно таким должно быть ощущение спелого, сладкого, согретого солнцем фрукта. Этот эпизод четко отпечатался в моей памяти. Я даже помню, что на мне было надето: белое летнее платье с желтоглазыми маргаритками на рукавах и оборках. Когда мама выглядывает из-за шторы, я вижу, что на голове у нее повязан платок в горошек.