Книга Люси Салливан выходит замуж, страница 21 – Мэриан Кайз

Я хотела положить голову на стол и заснуть. Но вместо этого я достала из сумочки двадцатифунтовую банкноту, положила ее в конверт и адресовала письмо своему отцу Раз мама больше не работает в универсаме, денег в доме, наверное, еще меньше, чем обычно.

Новость о том, что я не выхожу замуж, распространилась по зданию компании с той же скоростью, что и первая новость, о том, что я выхожу замуж. В наш офис постоянно приходили разные люди под самыми невероятными предлогами. Когда я шла по коридору, группы сотрудников при виде меня сначала замолкали, а потом принимались фыркать и хихикать. Отдел кадров начал собирать деньги мне на подарок в честь свадьбы, и когда добровольные взносы раздавали обратно, вспыхнул скандал: сумма, которую требовали вернуть, оказалась гораздо больше той, что собрали. И хотя моей вины в этом не было, мне все равно было неловко.

Ужасный день длился бесконечно долго, но в конце концов пришла пора идти домой.

Это была пятница, а по пятницам после работы я с коллегами обычно ходила «выпить по одной». Но не в эту пятницу. Сегодня я шла прямо домой.

Я хотела спрятать дома свое смущение и унижение, вызванные жалостью посторонних людей к моему положению незамужней женщины. Весь день я играла роль клоуна и была темой для разговора; с меня было достаточно.

К счастью, Карен и Шарлотта по пятницам также ходили «выпить по одной» с друзьями. Под этой невинной фразой скрывалось семь часов непрерывного поглощения алкогольных напитков, которое заканчивалось ранним утром в субботу в захудалом ночном клубе, расположенном в полуподвале где-то в районе Оксфорд-серкус. Таким образом, существовала высокая вероятность того, что квартира окажется в моем полном распоряжении.

И меня весьма привлекала эта перспектива.

Каждый раз, когда у меня с жизнью происходило столкновение, в котором я проигрывала — а обычно я проигрывала, — я впадала в спячку. Я пряталась от всех и вся. Я не хотела говорить ни с кем. Я пыталась ограничить свои контакты с людьми заказом пиццы по телефону.

Через некоторое время я выходила из этой спячки. Через два-три дня я накапливала достаточно энергии, чтобы вернуться в мир, я восстанавливала свой защитный панцирь и снова могла смеяться над собственными неудачами и активно призывать окружающих делать то же самое — просто чтобы показать, какая я молодец.

Когда я сошла с автобуса, полил дождь; было холодно. Несмотря на подавленность и отчаянное желание поскорее забраться под одеяло, я все же заглянула в несколько магазинов, чтобы купить все необходимое для двух-трех дней добровольной изоляции.

Сначала я остановилась у газетного киоска и купила четыре плитки шоколада и женский журнал. При этом я умудрилась не сказать продавщице ни слова. Потом я зашла в винный магазин и виновато купила бутылку белого вина. Мне казалось, что кассир догадался о моем намерении выпить всю бутылку в одиночку. Не понимаю, почему это так беспокоило меня, ведь скорее всего ему было бы абсолютно наплевать, даже если меня зарезали бы у него на глазах, лишь бы за товар было заплачено. Наверное, давал себя знать мой менталитет жителя маленького городка.

Затем я зашла в кулинарию, где также смогла избежать общения, если не считать рудиментарного обмена информацией по поводу соли и перца, и купить пакетик жареной картошки.

Моей последней остановкой был видеопрокат, где я рассчитывала быстренько выбрать что-нибудь легкое и развлекательное, потратив минимум слов. Но этому не суждено было сбыться.

— Люси! — воскликнул Эдриан, менеджер видеопроката, по-видимому в восторге от встречи со мной.

Я готова была стукнуть себя за то, что пришла сюда! Я совсем забыла, что Эдриан любил поговорить с клиентами: они были его социальной жизнью.

— Привет, Эдриан, — сдержанно улыбнулась я, надеясь охладить его пыл.

— Как я рад тебя видеть! — прокричал он.

Мне было неловко. Я была уверена, что остальные покупатели смотрят на меня, и попыталась спрятаться в своем неприметном коричневом пальто. Затем я быстро — гораздо быстрее, чем собиралась, — выбрала фильм и подошла к прилавку.

Эдриан широко улыбнулся.

Если бы я не была в таком мерзком настроении, то признала бы, что на самом деле он очень мил. Только чересчур восторжен.

— Где же ты пропадала все это время? — громко осведомился он у меня. — Я не видел тебя уже… о, целых несколько дней!

Остальные покупатели обернулись к нам от полок с пленками, ожидая, что я отвечу. По крайней мере, так мне казалось, потому что моя застенчивость порой переходила в паранойю.

Я горела от смущения.

— Наверное, завела себе личную жизнь? — спросил Эдриан.

— Угу, — пробормотала я («Пожалуйста, Эдриан, заткнись»).

Я не сомневалась, что все покупатели свернули шеи, разглядывая меня, а потом отвернулись, думая: «Она? Эта серая мышь? Непохоже, что у нее может быть личная жизнь».

— Хорошо, что ты зашла, — объявил Эдриан. — И что же тебе хочется посмотреть сегодня вечером? О нет! — Его широкую улыбку сменило выражение отвращения, и он чуть не бросил в меня кассетой, которую я выбрала. — Только не «Четыре свадьбы и одни похороны» ^[7]!

— Да, «Четыре свадьбы и одни похороны», — настаивала я, придвигая кассету к нему.

— Но, Люси, — Эдриан снова оттолкнул от себя злосчастную кассету, — это же сентиментальная мура. Я знаю. Я-то знаю! Может, возьмешь «Кинотеатр „Парадизо“» ^[8]?

— Я уже смотрела этот фильм, — сказала я. — По твоей рекомендации. Это было в тот раз, когда ты не дал мне «Неспящие в Сиэтле» ^[9].

— Ага! — триумфально воскликнул он. — А как насчет полной версии «Кинотеатра, Парадизо“»?

— Видела.

— «Жан де Флоретт» ^[10]? — с надеждой спросил Эдриан.

— Видела.

— «Пир Бабетты» ^[11]?

— Видела?

— «Сирано де Бержерак»?

— В чьей постановке?

— В любой.

— Все видела.

— «Сладкая жизнь» ^[12]?