Онлайн книга «Таежный бродяга»
|
— Замерз я, брат, вот что. Погреться бы чем-нибудь… А? — Можно, — кивнул я. — Садись. Чайник еще горячий. — А водочки, — спросил он, усаживаясь, — нету? Душу бы сполоснуть… Да и вообще — за встречу. — Нет, не осталось. — Я смущенно развел руками. — Все с вечера еще прикончил. Уж извини! — Небогато живешь, — сказал он, поджимая губы. Окинул взглядом стол. И, крякнув, полез в котомку. — Н-да, небогато. Он достал и со стуком поставил на стол бутылку «Столичной» и банку шпротов. Мы выпили. И потом еще. И после третьей порции я спросил с осторожностью: — А скажи-ка… Как ты меня все же отыскал? — Нашлись люди, — мигнул он, — нашлись. Навели на след. — Наверное, этот ублюдок Рашпиль, — предположил я. — Он где-то тут, по-моему, болтается. — Да какая разница — кто навел? — отмахнулся Копченый. — Главное — встретились… И хорошо. Ты мне нужен! — Зачем? — Где-то в этих местах есть старая раскольничья тропа… Забыл, как называется. Мирская, что ли… — В общем, верно. — И она, говорят, ведет за перевал — почти к самой границе. — Ого, — сказал я, — так ты, что же, — уходишь? Копченый быстро глянул на меня исподлобья. Зрачки его сузились, превратились в колючие точки. Кожа на скулах натянулась. Какое-то мгновение он сидел так — напрягшись и закаменев. Затем проговорил невнятно: — Что поделаешь? Надо… — Ну а я-то зачем тебе понадобился? — Ты эти места вроде бы знаешь… Охотишься тут… Не так ли? — Ну, в общем, так. — Чего ты заладил: в общем, в общем! Ты мне точно скажи, конкретно, — знаешь? — Да, в общем, плоховато, — проговорил я с натугой, — на этой чертовой тропе бывал всего раза два, — случайно… — Но все же бывал! Вот теперь и покажи ее мне. — Хорошо, — сказал я, подумав. — Покажу. А что я еще мог сказать? Связываться с Копченым мне, конечно, очень не хотелось… Но куда же тут денешься? В конце концов, человек просил помощи, и отказать ему было трудно, неловко как-то… Да и кроме того, я понимал: чем быстрее он исчезнет, тем спокойнее будет для меня самого! Легли мы под утро и спали недолго. Да я-то, собственно, почти и вовсе не спал. И Копченый, по-моему, — тоже… Просто дремали, чутко и настороженно, как два таежных волка. Когда барак наконец проснулся и загомонил, я отправился к Феде, к бригадиру. И, сказавшись больным, предупредил его, что сегодня на работу не выйду. Потом мы отсиживались в моей комнате, взаперти, — дожидались, пока барак опустеет… И наконец, выбрав удобный момент, украдкой выскользнули наружу. И углубились в синеющий неподалеку, заснеженный, испещренный рассветными тенями ельник. Идти пришлось долго; главным образом, потому, что в этот час в окрестностях леспромхоза сновало немало людей. А попадаться им на глаза не хотел сейчас ни я, ни Копченый. Мы беспрерывно застревали, прятались в зарослях… И когда вышли к ущелью, к руслу старого ручья, — день уже был в разгаре. И солнце стояло над самой вершиною перевала, — блистало там и плавило снега. На повороте тропы мы присели отдохнуть. Закурили — по последней. Я сказал: — Иди все время ущельем — это просто. А дальше, в горах, следи за затесами на деревьях. Затесы — в виде крестов. Будут по пути встречаться кержацкие поселения — держись тихо, кланяйся низко, табаком особенно не дыми и крестись не тремя пальцами, а — двуперстно… Вот так. Понял? — Понял, — сказал, вставая, Копченый. — Ну, вот… И все будет о’кей! Мы обменялись рукопожатием. И он сказал — задержав мою руку в своей: — А может, пойдешь со мной? — Нет. — Почему? Я попробовал высвободить руку, но он держал ее цепко, как клещами. — Почему же? — переспросил он, сощурясь. — Ты ведь раньше все время хотел за рубеж. К родственникам. Искал шанс… — Но не нашел, — сам же знаешь! — Так это потому, что без меня. А теперь, со мной, все получится точно. — Но ты идешь в Монголию; что же там может получиться? — Я иду дальше. — А дальше — Китай. Еще хуже. Мне только этого не хватало. — Не волнуйся, мой мальчик, — сказал он высокомерно. — У меня в Монголии свои люди… Они помогут. Выведут, куда надо. — Это какие же люди? — Ну, монахи. В одном монастыре, в долине Дургун-Хаток… Да какая тебе разница — если ты не идешь?! — Он склонился ко мне. Приблизил темное свое, сухое, какое-то и впрямь закопченное лицо: — Ведь не идешь? — Нет. — Боишься? — Может быть. — Чего боишься-то? — Да всего… — Тихую жизнь, значит, ищешь? — Конечно. — И думаешь — найдешь? — Не знаю… Хотелось бы… Копченый усмехнулся. По лицу его словно бы прошла судорога. — Не надейся, мой мальчик! Никогда у тебя ее не будет… Все мы проклятые. И конец у нас у всех — один. — Но если так, — сказал я, — пусть он хотя бы придет не сейчас… С этим делом, сам понимаешь, — никогда не поздно и всегда рано. — Бережешься, значит, — проговорил он медленно. — Что ж, правильно… — И вдруг добавил с яростной хрипотцой: — Берегись! И учти на всякий случай… Но я не дал ему договорить. Внезапным резким круговым движением я вырвал руку — и отступил на шаг. И спросил возмущенно: — Чего ты от меня хочешь? — Ничего, — проговорил, кривя губы, Копченый. — Но все же учти. — Он глотнул воздух. — На всякий случай! — И опять он осекся, словно бы ему стало трудно дышать. — Если ты кому-нибудь, когда-нибудь — хоть одно слово… — Не волнуйся, мой мальчик, — ответил я тогда. — Это прежде всего — не в моих интересах… И вообще, в чем дело? Дорогу я тебе показал. Разговор наш окончен. Чего ты еще ждешь? Прощай! Конечно, он мог меня запросто здесь прикончить. (Я ведь ему нужен был как сообщник — а не как свидетель. Свидетелей он вообще боялся оставлять!) И потому — отойдя на несколько шагов — я круто свернул в сторону, в бурелом, и присел там, затаился, напряженно вслушиваясь в каждый шорох… Но нет — Копченый не преследовал меня. Он ушел! Очевидно, поверил мне все же. А может, просто не захотел учинять стрельбу и — как говорят блатные — «засорять дорогу». Он ушел навсегда из моей жизни. Что с ним сталось? Добрался ли он до Монголии, до своего монастыря? Не знаю, не знаю… Но думается — вряд ли. Путь его был, вероятно, недолог и оборвался еще в горах. Я почему так считаю? Спустя два месяца, уже накануне весны, Кешка вдруг сказал мне: |