Онлайн книга «Таежный бродяга»
|
Негр проигрывал, но держался невозмутимо. Только лицо его постепенно меняло цвет, из шоколадного становилось все более серым. И все отчетливей проступали на этом сером фоне узоры дикой его татуировки. Он выгреб из карманов все деньги и отдал их, кряхтя. И погодя — снял с запястья позолоченный браслет. А потом пошептался о чем-то со своим приятелем, белобрысым поляком. И тот объявил на чистом русском языке: — Последняя ставка. Разыгрываться будет баба, — идет? — Баба? — удивился, вертя в пальцах колоду, механик. Опытный картежник, старый шулер, он был сейчас в выигрыше — и это далось ему без труда. — Какая баба? Что-то я не пойму. — Хорошая, — усмехнулся поляк, — красивая. Чего еще надо? — Но… Черт возьми, где же она? — На шхуне. В кубрике. — Так, — сказал задумчиво механик, — в кубрике, значит… А она чья, эта баба? — Вон его. — Поляк ткнул пальцем в сторону негра, и тот покивал, осклабясь. — Черненькая? — Нет, беленькая… Да какая тебе разница? — Никакой, — воодушевился механик. — Давай, волоки! Самое удивительное в этой истории то, что и механик, и мы все отнеслись к предложению поляка с полной серьезностью. Разумеется, мы были очень пьяны тогда — и как бы отключились от реальности… Ну, а кроме того, никто из нас не знал в точности, какие у этих американцев порядки? Может, у них и действительно имеются в кубриках женщины? Это мы здесь чтим старинные обычаи, боимся допускать женщин на борт, а Америка-то ведь — на другой стороне планеты! У них там, возможно, все наоборот!.. Белобрысый поляк (его звали Стасем) поспешно ушел — и воротился через четверть часа. За это время каннибал успел проиграть последнюю свою ставку. И когда Стась появился в дверях столовой, его встретил восторженный рев русских… Но тут же все умолкли: посланец воротился один! — Эй, — грозно спросил механик, — где же баба? — Тут, тут, — пробормотал он, — все тут! Без обману! Протиснувшись сквозь толпу, Стась положил на стол небольшой плоский чемоданчик. Раскрыл его со звонким щелком. И жестом фокусника извлек оттуда нечто розоватое, блестящее, напоминающее пластиковый или резиновый пакет. — Теперь глядите, — мигнул Стась. — Слабонервных прошу удалиться! Дети до шестнадцати лет не допускаются! И, развернув странный этот пакет, он пригнулся и начал надувать его, багровея. И перед изумленными нашими взорами постепенно образовались, вырисовались очертания женской фигуры. И чем сильнее надувал ее Стась, тем все более объемной она становилась — распрямлялась, оживала, росла… Кукла оказалась большой — метра полтора в длину — и выглядела теперь вполне натурально. Сработана она была по голливудскому стандарту: с белыми прямыми прядями волос, с выпуклой грудью и круглой, лоснящейся задницей. Там-то вот, сзади, и находилось отверстие для воздуха… — Ну а прочие детали, — завинчивая пробку, пояснил Стась, — тоже на своем месте и вполне годны к употреблению… Желающие могут убедиться, посмотреть! Желающих оказалось множество. Лежащую на столе красотку обступили со всех сторон. И кто-то вздохнул протяжно: — Ну прямо как живая! Сама на грех просится… А имя-то хоть есть у нее? — Есть, — отозвался Стась. — Мэри. Прошу любить и жаловать! — Ее бы еще приодеть — так, чуть-чуть, для соблазну… — Это тоже можно, — кивнул Стась. И деловито стал извлекать из чемодана и показывать собравшимся кружевные трусики, бюстгальтер, ажурные черные чулочки с красными подвязками. — Девочка с приданым! — И где ж это вы достали такую, а? — спросил гулкий бас. — Прислана из Квебека — по специальному заказу! — Во, канадцы! — хохотнули в толпе. — Во, черти, что делают! — Да, это сервис… Сидящий рядом с механиком парень сказал, похлопав его по плечу: — Повезло тебе, старик, поперло! — Да какое там — поперло? В чем — повезло? — внезапно и резко отозвался механик. Все это время он сидел тихо, а теперь его вдруг прорвало. Он был явно обижен и раздосадован, — он ведь рассчитывал на другое!.. — Связался с жульем. Проигрывают, а по счету не плотют. — Это кто ж тут — жулье? — нахмурился Стась. — Да вы оба, кто же еще! Вы мне что подсунули? — А тебе, значит, не нравится… — А что ж мне тут может нравиться? Я пока еще — не онанист, не извращенец, не псих. Стась что-то быстро проговорил, обращаясь к своему другу. И тот, разинув зубастую пасть, захохотал, тряся животом стол. Потом он бросил несколько отрывистых фраз… Механик спросил с подозрением: — Это он о чем? — О тебе, — пояснил поляк, — говорит: ты не псих, ты просто дурак! — Что-о? — взревел, поднимаясь, механик. — Я?.. — Ладно, черт с тобой, — махнул рукой Стась. — Не нравится девочка, я ее обратно заберу. — Ну уж нет, — возразил механик, — что это еще за новые фокусы! — Но ты же сам сказал. — Не важно. Теперь она — моя! Что захочу, то и буду с ней делать. — Н-да, — медленно проговорил Стась, — я вижу, ты не просто дурак. Ты именно — псих! Настоящий, клинический… И в этот самый момент за соседним столом вспыхнула шумная ссора. (Там ведь тоже играли и пили!) Послышались хриплые вопли, звон разбитого стекла. И это послужило мгновенным сигналом к всеобщей свалке. Механик со Стасем сцепились, рухнули на пол и покатились, рыча… Я же оказался в самом центре водоворота, среди мелькающих кулаков и перекошенных лиц. Почему-то все люди постепенно сгрудились, скопились вокруг нашего стола — вокруг Красотки! И какое-то время я вертелся там — уклоняясь от ударов и сам ударяя кого-то… А потом, все заслоняя, возникла передо мною ухмыляющаяся, оскаленная — вся в каких-то жутких орнаментах — физиономия негра. Помнится, я несколько раз наскакивал на него — снизу вверх, по-петушиному (причем злости у меня никакой не было, был хмельной азарт борьбы!), и он лениво оборонялся, загораживался… Но потом это ему, очевидно, надоело. Он развернулся стремительно — и в следующую секунду комната с треском перевернулась в моих глазах. Я сразу очутился под столом. И там успокоился, затих, задремал… Когда я очнулся, побоище уже кончилось и помещение опустело. Я лежал один, под столом, среди обломков мебели. А рядом со мною — непонятно, как сюда попавшая, — валялась злополучная Красотка. Вид у нее был плачевный, она явно успела побывать под ногами. Резина сморщилась, и груди опали, и на животе ее темнел рубчатый отпечаток чьей-то гигантской подошвы. Да и сам я тоже выглядел не лучше… Рубашка моя была разорвана, лицо — в крови. Нос распух, расплылся и сильно болел; до него нельзя было дотронуться. Уж не сломал ли его негр? — подумал я, только этого мне не хватало… (И вот это-то как раз и случилось! След негритянского нокаута остался у меня навсегда, и должен признаться, красоты он мне никак не прибавил.) |