Книга Приступить к ликвидации, страница 65 – Эдуард Хруцкий

Да разве Белов мог забыть это? Танки, лезущие на окопы, бронетранспортеры, серые фигурки в прицеле пулемета. Такое не забудешь.

— Помню, Вася…

— Дали мы им тогда. Помнишь, как горел ты весь, пока я тебя в госпиталь вез. Лукин тогда сказал: «Как хочешь, а до Москвы довези, хоть на себе». Я потом вспоминал тебя. Часто вспоминал. Жалел, что адреса не взял. Все думал, увижу ли студента…

— Вот и встретились мы, Вася…

— Марина, — заглянула в дверь палаты сестра, — начальница идет.

— Вам надо уходить, Сережа. — Марина взяла его за рукав.

— Как же так, Марина, — Белов вопросительно поглядел на нее, — ведь это Гончак…

— Ты придешь завтра, — от волнения Сергей и не заметил, что она назвала его на «ты», — после завтрака сразу приходи.

Сергей сжал руку Гончака.

— Я приду, Вася, завтра…

— Буду ждать… Очень тебя ждать буду.

Когда Сергей вышел, Свиридов повернулся на бок и посмотрел на Марину:

— Что ж это вам, Мариночка, кавалеров не хватает? Фронтовиков мало? Ну зачем вам этот мент? Мы, бывало, таких у нас в Николаеве…

— Замолчи, — жестко сказал Гончак, — замолчи, приблатненный. Как ты воевал, я не знаю. А вот как он — своими глазами видел. Этот пацан всю нашу роту спас. Немцы во фланг зашли, а он один, с пулеметом… Потом мы мост держали. Всех побило, всех десятерых. А мы вдвоем. Понял ты? И сдержали гадов. Он с фронта не бежал. Его больного отправили. А что он в милицию пошел, значит, так и надо.

Марина, прижавшись к стене, молча слушала их, и ей почему-то были очень приятны слова Гончака.

Сергей, придя в свой вагон, погасил свет и открыл маскировочную штору. Он глядел в темное окно, и в нем, словно на экране, память прокручивала ленту сорок первого… Перед окопом горела земля. Он был неудобный, этот окоп, отрытый наскоро и неумело.

— Студент, — хрипло сказал капитан Лукин, — твоя задача простая — отсекай пехоту от танков.

Еще с утра этого дня он, словно геометрическую формулу, накрепко заучил эту азбуку боя. Как же жалел тогда Сергей, что в институте с занятий по военной подготовке убегал в кино! Вот и оказался в трудную минуту годным, но необученным.

Перед окопом горела земля. Вернее, солярка, вытекшая из подбитого танка. Три их застыли навечно перед этой низкой ямой, которую в сводках будут именовать оборонительной полосой.

— Идут! — крикнул Гончак.

Из леса, тяжело переваливаясь через обочину, выползли еще два танка с автоматчиками, прижавшимися к броне… Тяжелые машины шли уверенно. Немцы точно знали, что у моста нет орудий. Передний танк, не останавливаясь, открыл огонь, снаряд лег почти рядом, обдав Сергея комьями земли. Камни застучали по каске, но он ничего не чувствовал, ловя в прицел серые фигуры на борту танка.

— Давай, — скомандовал Лукин, — давай, студент!

Первая очередь высекла искры на броне башни. Он чуть довернул хомутик прицела и стеганул вдоль бронированного чуда, сбивая на дорогу фигуры автоматчиков. Трижды ударила бронебойка. Но танки все равно шли как заколдованные.

Опять глухо ухнула ПТР, и одна машина закружилась на месте. Солдаты начали прыгать на дорогу. Но второй танк продолжал неотвратимо надвигаться.

— Пропускай через себя! — крикнул Лукин и упал на дно окопа.

Сергей сдернул пулемет с бруствера, плюхнулся вниз, и сразу же исчезло небо, горячая солярка потекла по лицу, уши заложило от грохота. Все это длилось несколько секунд. Потом опять свет и перекошенное лицо Гончака, бросающего бутылку. И снова сошники в землю и длинной очередью вдоль дороги. Тяжелый смрад горящего танка мешал дышать, едкий дым щипал глаза. Но он не замечал ничего. Только дорога, вдоль которой бежали серые фигурки солдат. В тот день они отбили шесть атак. Потом втроем отходили по горящему мосту…

Газета была двухдневной давности, но Сергей все же прочитал ее с интересом. Эти три дня прошли для него словно во сне. Они почти не расставались с Мариной. Когда она дежурила, Белов ходил навещать Гончака. Даже строгая Александра Яковлевна закрывала глаза на это. Ну а после дежурства, поспав немного, они снова встречались и говорили. О чем? Сергей так и не мог вспомнить. Иногда, когда он стоял с Мариной в тамбуре или у окна в коридоре, Сергею казалось, что никакой войны вовсе нет. Просто едут они на каникулы в Баку, и ждут их там две недели счастья.

Но война напоминала о себе на каждом шагу. Напоминала стонами раненых, круглосуточно горящими лампами операционной, напоминала внезапными остановками, на которых солдаты-санитары выносили из вагонов глухо покрытые простыней носилки. Этот поезд вез сквозь ночи бред и стоны, лихорадку и жажду, жизнь и смерть.

В вагоне Гончака к Сергею привыкли. Он перезнакомился со всеми, даже Свиридов перестал обращать внимание на его погоны.

Завтра на рассвете они должны были приехать в Баку. Сергей сидел и ждал Марину.

— Какая гадость! — Лепилов тяжело плюхнулся на свою полку. — Вы только подумайте! На этой станции старшего лейтенанта Трофимова, раненного, забирает жена. Он на костылях, только начал ходить, — Лепилов полез в чемодан, достал деньги, — а сволочь шофер не хочет везти. Требует бог знает сколько. А у бедной женщины не хватает денег.

— Кто не хочет везти? — встрепенулся Сергей.

— Да шофер. Калымит здесь у станции, гоняет с мешочниками на рынок.

— Где он?

— Вон. — Капитан ткнул пальцем в окно.

На платформе стояла женщина в сером пальто и здоровенный мордастый мужик в расстегнутом ватнике. Они о чем-то оживленно спорили.

Сергей надел шинель, застегнул портупею и молча вышел. Перепрыгивая через рельсы, он услышал просящий голос женщины и односложные ленивые ответы шофера.

Сергей прыгнул на перрон.

— Эй вы, — крикнул он, — подойдите сюда! Да, да, вы.

Шофер медленно, вразвалочку подошел к нему.

— Ну?

— Документы.

— Это пожалуйста. — Он достал права и паспорт.