Книга Осень в Сокольниках, страница 19 – Эдуард Хруцкий

Где же он видел-то его? Где? Совсем недавно? Где?!

— Садитесь, Силин, располагайтесь удобнее, мы с вами сейчас поговорим о делах наших невеселых.

Силин увидел второго, тяжелого и мрачного, сидевшего у окна на стуле.

— Эк как вас скрутило-то, — сказал высокий и покачал головой.

Силина трясло, он ухватился за край стула, и тот пополз по паркету.

Фомин встал, подошел ближе, посмотрел внимательно и с сожалением.

— От него толку не будет сегодня, Вадим Николаевич.

— Время, Павел Степанович, время. Ну надо же так нажраться до безумия.

— Время, оно, конечно. — Фомин достал сигарету, разломил, всунул в мундштук. — Время. Конечно…

— Что? — перебил его Орлов.

— Конечно, метод есть его в порядок привести.

— Врача вызвать? — насмешливо спросил Вадим. — Врача— похметолога. Я что-то такого направления в медицине не знаю.

— Зачем, — Фомин затянулся, — проще все сделать можно. Если вы, конечно, не возражаете.

— Дорогой Павел Степанович, ну как же я могу возражать. Как?

— Ну тогда не сердитесь. Это наш старый метод. Мы им в пятьдесят первом Витю Утюга в порядок приводили.

Фомин вышел, а Вадим посмотрел на Силина.

На стуле сидел трясущийся, небритый человек в грязной рубашке, мятом костюме.

И Вадим подумал о том, что сколько сил и средств затрачено было для того, чтобы это подобие человека оказалось в его кабинете. Странно как-то: он, подполковник милиции, здоровый мужик, вместо того чтобы работать где-нибудь на стройке или в геологии, должен из-за таких, как Силин, растрачивать свою энергию и душевные силы. А сколько таких офицеров в милиции, во всей стране? Обидно тратить себя на всякую сволочь, когда можно было бы так много сделать прекрасного.

Вошел Фомин, неся нечто прикрытое газетой.

— Что это? — спросил Вадим.

— Лекарство.

Фомин подошел к Силину, подтянул стул и сел рядом.

— Ну, Петя, давай. Прими. А то совсем богу душу отдашь.

Фомин снял газету, и Вадим увидел у него в руке тонкий стакан, наполненный до половины.

Силин дернулся и даже трястись перестал.

— На, Петя, пей.

Силин трясущимися руками взял стакан. И со стоном в два глотка выпил его.

Вадим впервые так близко видел настоящего алкоголика. Силин был даже не алкоголик, он уже переступил эту грань.

На стуле сидел человек, больной какой-то страшной болезнью. Она разрушала не только здоровье, но и уничтожала его как личность. Человека не было. Было нечто имеющее привычный человеческий облик. И вот это нечто откашлялось и посмотрело на Вадима вполне осмысленными глазами.

— Гражданин Силин, вы понимаете, где находитесь?

— Нет, — выдавил, выдохнул Силин хрипло и придушенно. Он помолчал, огляделся. — В милиции вроде.

— Вы находитесь в Управлении Московского уголовного розыска.

— На Петровке, что ль?

— Именно, гражданин Силин, именно на Петровке.

— Значит, не за драку? — Голос Силина позвучнел, обрел некоторую твердость.

— Позвольте, Вадим Николаевич? — Фомин подвинул стул, сел рядом с Силиным. — Не за драку, Петя. Здесь МУР, мы хулиганами не занимаемся. Усек?

Силин молчал.

— Я тебе, Петя Силин, вот что скажу. — Фомин достал сигарету, переломил, вставил в мундштук. — Я тебе, Петя Силин, помочь хочу, так как жизнь свою ты — и до этого нашего разговора — на бормотуху променял. А теперь ты, Петя Силин, до самого края дошел. Ты видишь, мы никаких протоколов не ведем, просто беседуем с тобой.

Силин молчал, медленно перебирая пальцами петли на пиджаке.

— Мы, — Фомин погасил сигарету, — по закону тебя в таком состоянии допрашивать не можем. Но ты же видишь, что мы к тебе по-людски относимся. Так что и ты, Петя Силин, так же к нам отнесись. А разговор наш короткий будет. В Зачатьевском что взял, Петя Силин?

Силин молчал, кадык на горле его дернулся, пальцы перестали перебирать петли пиджака. Он весь напрягся, а глаза смотрели уже осмысленно и затравленно.

— Так что, Силин, — Вадим встал из-за стола, — мы можем предъявить вам доказательства…

— Не надо, — прохрипел Силин, — не надо, товарищ начальник. Сам все скажу.

— Вот и хорошо, Петя. — Фомин выбил сигарету из мундштука. — Так оно легче будет. Чистосердечно.

— Чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок. — Силин усмехнулся.

— Ты не глупи, Петя, не твои это слова. Ты же не урка ушлая. Ты человек оступившийся.

— Я сам хотел прийти, да загулял. — В голосе Силина послышалась тоска. — Получу-то сколько?

— Мы ж с тобой мужики. Врать я тебе не буду. Вот, — Фомин хлопнул по лежащему на столе УК РСФСР, — здесь все написано.

Фомин взял кодекс, полистал.

— Читай вот, статья 89. Лишение свободы на срок до трех лет или исправительные работы до года. Вот и думай, Петя Силин, что тебе выгоднее — на нарах припухать или из зарплаты отчислять государству.

— Я что, — Силин привстал, — я разве чего… Начальник… Со всей душой я. Попутало меня.

— Силин, — твердо сказал Вадим, — вы сами понимаете, что для вас лучше. Так вот, рассказывайте все по порядку.

— Как рассказывать? — Силин заерзал.

— А как было, Петя, все, как в тот вечер произошло. Откуда вы с Киреевым, покойным.

— Это как?! — Силин вскочил. — Как это?! А?.. Покойным. Погоди. Что говоришь, начальник. Витька Киреев живой был, когда я ушел. Вы что.

Силин вскочил, что-то бормоча невнятное, выкрикивая какие-то слова, но Вадим видел, как постепенно, буквально на глазах он начал трезветь.

Страх, поселившийся в нем после слов Фомина о смерти Киреева, выгнал из него алкогольный туман. Стал своеобразным допингом, заставившим работать мозг. Силин менялся на глазах.

— Хватит, Силин! — Вадим стукнул ладонью по столу. — Хватит. Здесь дело не о пьянке и воровстве, мы говорим сейчас о мертвом Кирееве. Вы последний, кто его видел живым.

Силин с ужасом смотрел на высокого человека, так несовместимого с его представлениями о милиционерах. Он разглядывал Вадима, и эта несовместимость пугала его еще больше. Силин знал, как разговаривать с участковыми, с дежурными отделений милиции и вытрезвителей, но не мог найти нужных слов для этого холодно-вежливого человека. И страх, заполнивший его всего, страх перед чем-то страшным, неведомым ему, становился материальным, обретал облик. В этом человеке Силин видел неотвратимость расплаты за все сразу: за пропитую жизнь, за слезы жены, за кражу. Он собрался, вдохнул глубоко воздух, задержал его.