Онлайн книга «Центр тяжести»
|
Утром второго дня я открыл глаза, в кресле напротив кровати сидела мама, в руках – тетрадка, пишет, черкает что-то в ней карандашом. – Что ты здесь делаешь? – спросил я, с трудом разлепив губы. – Сегодня я твоя сиделка. – А где Оля? – Повезла Леву в школу, потом на работу. Ты сам как? Я прислушался к своему телу, к своим ощущениям. – Мигрень прошла. А во рту как будто кошачий лоток, который не чистили месяц. Она принесла мне стакан воды, зубную пасту и кастрюлю. Я прополоскал рот, стало полегче. – Что пишешь? – спросил я. – Книгу. – Ту самую? – Ага. О двух мальчиках, которые ищут пропавшее озеро. – Отличный замысел, я считаю. И как идет? – Плохо. У меня нет концовки. * * * Они втроем – Оля, мама и Грек – по очереди дежурили у моей постели до тех пор, пока я не начал «подавать признаки жизни». Еще через неделю я уже мог вставать с постели, ходить, правда, было тяжело, и Грек привез мне трость. Лева добавлял проблем: пока я был дома, больной, заставить его делать что-либо было невозможно, он хотел сидеть со мной и лечить меня своим присутствием, поэтому каждый вечер Грек приезжал, чтобы «выгулять» меня. Только выпроводив меня из дома, Оля могла заставить Леву сесть за стол и взяться за уроки. Обычно мы гуляли в центре, но в тот день центр был полностью перекрыт – репетиция Парада Победы. Танки месили асфальт на Тверской, и Грек повез меня на Фрунзенскую набережную, и мы гуляли там, или, точнее, передвигались от одной лавочки к другой, в основном молча, лишь иногда, если у меня были силы или желание, общались. Над головами у нас то и дело пролетали истребители, и Грек матерился, провожая их взглядом. – У меня от этого звука сердце лопается, – говорил он. – Плохие воспоминания. Самое страшное во всех этих «праздниках Победы» в том, что со временем из них выветривается содержание. Как Хэллоуин – сегодня уже толком никто не помнит, почему все наряжаются в костюмы чудовищ и обжираются сладким. У праздника больше нет содержания, только форма. И с Днем Победы, – хоть и больно это признавать, – будет так же: с каждым годом содержания будет все меньше, а формы все больше. Лет через десять-двадцать, а может, и раньше, когда умрет последний свидетель событий, по улицам в мае все еще будут ездить танки, а люди будут наряжаться в «солдат», покупать себе игрушечные автоматы и петь песни про Катюшу, но спроси у них, что такое «Курская дуга» – на тебя наорут и попросят не портить праздник. Что? Думаешь, нагнетаю? Что ж, тогда скажи мне, как елка и бородатый дед в красной рясе связаны с рождением Христа? Мне нечего было ответить, и несколько минут мы шли в молчании. В последнее время Грек развлекался тем, что фотографировал граффити на улицах и каждый вечер показывал мне фото. – Вот смотри, вчера заснял. На фото – три трафаретные надписи на кирпичной стене. ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ ОБЩЕСТВО ДОЛЖНО БЫТЬ ОБЩИМ СТРАНА ДОЛЖНА БЫТЬ СТРАННОЙ Или еще – вот: ПЕЧЕНЬ – РУССКИЙ НАРОДНЫЙ ОРГАН И ниже – приписка, вопрос, от руки, баллончиком: ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЙ ИЛИ ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ? И еще ниже – снова трафаретом – ответ: ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫЙ [12] – Я собираю их для истории, – говорил Грек. – Когда-нибудь все это закончится, и я напишу книгу. Во время одной из таких прогулок я оступился и чуть не упал, Грек подхватил меня, я повис на нем, вцепившись в ворот его пальто, потом оперся на плечо и почувствовал – что это? – Грек? – Да? – Что у тебя под пальто? – Ничего. В смысле одежда всякая. А что? Я протянул руку, но он отступил, не дал мне коснуться себя. Минуту мы смотрели друг на друга. – Это бронежилет? Он молчал. – Зачем тебе бронежилет? Молчание. – Отвечай. Он вздохнул, поморщился. – Просто паранойя. Я ведь был военным корреспондентом, помнишь-нет? Я смотрел на него, разглядывал его лицо. – Грек. Молчание. – Грек, твою мать! Будешь молчать, я въебу тебе вот этой вот тростью по башке. Зачем тебе бронежилет? Говори. Он сглотнул и улыбнулся – улыбка вымученная, натянутая. – Есть кое-какие проблемы. Но ничего серьезного. Это, – он хлопнул себя по груди, – просто перестраховка. Я замахнулся тростью. Грек поднял руки. – Не надо! – Тогда говори. – На нас давят. – На кого «на нас»? И кто давит? – На «Осмос». Мы потеряли инвесторов. Их заставили уйти. Но! Я спасаю журнал – всеми возможными способами. – И что это за «способы»? Мимо бежала группа спортсменов в яркой форме. Один из них замедлился, когда увидел, как я замахиваюсь тростью. – Э, мужики, все нормально? – Да, все отлично, спасибо, – сказал Грек. – Это мой брат, он болен. Я опустил трость. Когда бдительный бегун был уже достаточно далеко, Грек продолжил: – Я видел того мужика. – Какого мужика? – Помнишь, я рассказывал, что, когда ездил в Гонконг и искал пансионат, из которого предположительно сбежал Боткин, на меня напали? Так вот, я видел одного из нападавших. Здесь. В Москве. – Уверен? – Неа. Я уже ни в чем не уверен. Если нас прессуют за то, что мы начали копать историю про двойников, – то это… это… – Он пожал плечами и вздохнул. У меня закружилась голова, я дошел до скамейки и медленно, как больной артритом старик, опустился на нее. Сидел, склонившись вперед, и смотрел в асфальт. Рядом сел Грек. – Помнишь, мы в детстве искали пропавшее Третье озеро? – М-м-м? – В последнее время часто думаю о нем. Об озере. Вот бы туда сейчас вернуться. Во времена, когда все было просто и мне было так скучно, что приходилось самому придумывать себе занятия и искать пропавшие озера. И главное – там, в Рассвете, мне не нужно было ходить в бронежилете. Я посмотрел на него и понял: еще чуть-чуть, и разрыдается. Меня это выбило из колеи – я-то ведь думал, что он тверд как камень, что им не сломить его. Но он сидел там рядом со мной на лавочке и дрожал. |