
Онлайн книга «Книга Вина»
На следующий день к дому явились стратеги и вызвали юношей в суд. Те, все еще страдая морской болезнью, на вопросы стратегов ответили, что буря уж очень им досаждала и что поэтому они вынуждены были избавиться от лишнего груза. Когда же стратеги подивились их смятению, один из молодых людей, который, казалось, был старше других, сказал: «А я, господа тритоны, со страху забился под нижние скамьи корабля и лежал в самом низу». Судьи, приняв во внимание невменяемое состояние юношей и строго-настрого запретив им пить так много вина, отпустили их. Все они поблагодарили судей, и один из них сказал: «Если мы спасемся от этого страшного шторма и достигнем гавани, то на родине рядом с изображениями морских божеств поставим статуи вам – нашим спасителям, столь счастливо нам явившимся». Вот почему дом и был прозван триерой. Филохор же пишет, что выпившие не только обнаруживают, каковы они есть, но, откровенничая, раскрывают и чужие секреты. Поэтому говорят: «вино неразлучно с истиной» и «вино выявляет ум мужа». Отсюда же и наградной треножник на Дионисиях. О тех, кто говорит истину, обычно говорят: «вещают с треножника»; а под дионисовым треножником следует понимать кратер: в древности существовало два вида треножников, и оба назывались котлами. Один из них ставился на огонь и использовался для подогрева воды. Так, у Эсхила: Единого из рук ее приял котел, Над очагом блюдомый на треножнике… Другой – так называемый кратер. [Это его имеет в виду] Гомер: «Семь треножников новых, не бывших в огне». Его использовали для смешивания вина [с водой], и именно он называется «треножником истины», потому что если Аполлону истину открывает гадание, то Дионису – опьянение. Сем Делийский пишет: «Медный треножник, не священный пифийский, но подобный тем, что ныне называются котлами. Одни из них не ставились на огонь, но использовались для смешивания вина, а в других, предназначенных для омовения, подогревалась вода, и они ставились на огонь. Некоторые из них, снабженные ручками, но опиравшиеся на три ножки, назывались треножниками». Эфипп где-то говорит: – Ты много выпил и болтаешь лишнее. – Но ведь недаром сказано, что истину Вещают пьяные? Антифан: Хранить секреты, Фидия, Совсем нетрудно, кроме двух лишь случаев, — Влюбиться или выпить угораздило: Глаза и речи раскрывают истину, Когда же отпираться принимаются, Совсем уж очевидной ложь становится. Филохор пишет, что первым разбавил вино водой афинcкий царь Амфиктион, переняв это искусство от самого Диониса. И когда, начав пить разведенное вино, люди выпрямились, – потому что прежде, удрученные несмешанным питьем, они ходили сгорбившись, – то в святилище Гор, которые взращивают плоды виноградной лозы, они воздвигли жертвенник Дионису Прямому. Рядом с ним в поучение смешивающим вино был сооружен алтарь Нимф, ибо они считаются кормилицами Диониса. И был установлен обычай оставлять немного несмешанного вина, для того чтобы попробовать его после принятия пищи и почувствовать силу Благого Бога; всё же остальное вино разводят водой и пьют его, сколько кто пожелает, приговаривая имя Зевса-Спасителя, напоминавшее, что этот способ питья безопасен. Платон во второй книге «Законов» разрешает употреблять вино только для лечения больных. Оттого что винопитие неразлучно с опьянением, Диониса уподобляют быку и барсу, так как он пробуждает в пьяных насилие. Алкей: Иной раз приготовляя слаще меда, Иной – колючек острее. <…> Аристон Кеосский прекрасно сказал, что приятнейшее питье должно соединять в себе сладость с благоуханием. Поэтому и так называемый нектар, который приготовляют в окрестностях лидийского Олимпа, представляет собой вино, смешанное с воском и настоенное на цветах. Известно мне также, что Анаксандрид считает нектар не напитком, но пищей богов: Нектаром набиваю рот за трапезой, Хлещу амбросию, Зевесу самому Прислуживаю, надуваюсь важностью, Когда болтаю с Герой или спать ложусь С прелестной Афродитой. И Алкман говорит, что боги «нектаром питаются»; и Сапфо: С амвросией там воду в кратере смешали, Взял чашу Гермес черпать вино для бессмертных. Гомеру, однако, нектар известен только как напиток богов. Ивик же утверждает, что амбросия в девять раз слаще меда, когда говорит, что по приятности мед в сравнении с амбросией составляет девятую долю. Дурных людей среди пьянчужек не найдешь. Ведь Бромий, сын двух матерей, с негодными Не водится, не любит он невежества, — говорит Алексид, а также что вино сверх меры им упившихся Ораторами делает. Автор же посвященной Кратину эпиграммы говорит: «Милой душе песнопевца вино – точно конь быстроногий; Кто воду пьет, тому слов мудрых не изречь». Так, Дионис, говорил твой Кратин, винный дух издавая, — Не меха одного, а целой бочки дух. И оттого его дом постоянно был полон венками, И лоб его, как твой, увенчан был плющом. Полемон пишет, что в Мунихии почитают героя Акратопота (Пьяница), на спартанских же фидитиях поварами установлено чествование героев Маттона (Жеватель) и Кераона (Смешиватель). Также в Ахайе почитается Дейпневс, имя которого восходит к слову пир. И если от сухой пищи «ни шутки не родится, ни возвышенной поэмы», то и не западет в душу ни пустозвонства, ни хвастовства. Поэтому совершенно справедливо грамматик Аристарх сохранил следующие стихи: Где похвальбы, как храбрейшими сами себя величали, Те, что на Лемне, тщеславные, громко вы произносили? Чаши до дна выпивая, вином через край налитые, – отбросив стих, Там на пирах поедая рогатых волов неисчетных, — объясняющий заносчивость эллинов мясоедением. Ибо не всякое благодушное изобилие заставляет хвастать, шутить и насмешничать, но только когда опьянение изменяет образ мыслей, обращая его ко лжи. Поэтому Вакхилид пишет: Когда сладостная неминуемость спешащих кубков Свежие горячит юношеские души, Мгновенными пронизывая их чаяниями Киприды, Неразлучно едиными с дарениями Диониса. Высоко тогда возносятся людские заботы, Венцы городов падают в прах пред каждым, Каждый себе мнится владыкой над целым миром. Дом сверкает золотом и слоновой костью, Полные пшеницею, по сияющему морю Плывут корабли твои с египетским богатством, — Так застольными мечтами волнуются души. И Софокл говорит: |