Онлайн книга «Петр Иванович»
|
– Так она говорит всегда, как только заметит, что кто-то хочет сменить место. Можешь быть уверен, что, если бы Маньин не привез ей вот такенного гуся на Рождество, она заговорила бы по-другому. У нее всегда есть места, стоит только захотеть. На крайний случай, даже у меня есть одно на примете здесь, в Киеве. – Правда? Что-то приличное? – Я же сказал, на крайний случай. Это у евреев. – Держу пари, ты это нарочно сказал! Я думал, что ты их очень любишь. – Не всех. Так вот, я бы на твоем месте давно бы ушел. Отпиши им, что тебе жалко до слез расставаться. Это же ни к чему – прозябать в такой глуши, да еще и у таких идиотов. Мы же хотим что-то повидать и пережить и тем расширить свой швейцарский кругозор – ты ведь за этим приехал, а не за тем, чтоб превратиться в няньку, не так ли? Так что меняй работу и поскорей. Это так же необходимо тебе, как принять ванну и надеть свежую сорочку. И как раз теперь представилась такая возможность. Ты отложил довольно, чтобы протянуть до весны? – Из чего? Я еще и за первый месяц платы не получил, все как-то перебивался. А здесь, в большом городе того, что у меня есть, хватит едва ли на месяц. – На первое время довольно с тебя, а там что-нибудь подвернется. Оставайся у нас, одной коровой в хлеву больше, одной меньше… – И куда мне теперь деваться? – Никуда, просто оставайся и все. – Повиснуть на шее у мадам Проскуриной? Никогда в жизни! – Ты совершенно ничем не отягощаешь мадам Проскурину, ты остановился в «Швейцарском Доме». Для того он и существует, чтоб помогать швейцарцам в трудную минуту. Мадам Проскурина не платит ни за что из своего кармана, существует комитет, а за ним стоит консул. Кстати, ты зарегистрировался в консульстве? – Нет, я совсем забыл об этом. – Тогда ступай немедленно. Это ничего не стоит, кроме прогулки да рукопожатия, но за тобой всегда будет кто-то стоять в случае чего. – Да, кто-то! Чтобы содрать с меня военный налог! Штеттлер смеется: – Ты как ребенок! Этот налог ты давно заплатил. Как долго остается действительным твой паспорт? Покажи-ка! Ребман достал паспорт, который у него всегда при себе: – Вот тут черным по белому написано «действителен до 15-го апреля 1915 года». Ты военнообязанный? – Конечно! – Тогда ты получил отпуск на два года. – Ну да. – И за два года вперед заплатил военный налог. Наша конфедерация не так щедра, чтобы всех отпускать направо и налево. Ведь за все приходится платить. Так что можешь спокойно идти и поприветствовать консула: он надежный человек, вы друг другу понравитесь. А что до остального – я бы на твоем месте сразу бы написал в Барановичи, чтобы обе стороны знали, как обстоят на сегодня дела. Когда они вернулись в Дом, Ребман спросил, словно извиняясь: – А что, Мисс уже уехала из Киева? Штеттлер погрозил ему пальцем: – Будь осторожен, дружище: красивую женщину легко заполучить, но трудно удержать! – Да будет тебе, я просто так спросил. – А я просто так поговорку вспомнил. Она хоть и стара, а все же лучше не скажешь. Вечером действительно еще раз зажгли елку, и в «Доме» снова празднуют Рождество, на этот раз на русский манер, с играми и танцами. Между тем прибыло еще несколько новых швейцарцев, один – из франкоязычной Романдии, совсем молодой, еще моложе Ребмана, но уже с огромной лысиной. Когда смотришь на него сзади, можно подумать, что видишь перед собой тирольское колено. Зато брови у него, словно сивые заросли в джунглях. А голос – как у недозрелого подростка. Несмотря на это, кажется, он все равно имеет успех у дам этого «Дома». Только и слышно со всех сторон: «Месье Жеральд, месье Жеральд! «Он потрясающе подходит на роль паяца. И даже может спеть «длоо котэээ дла рюоооо жаве юно фье…» И прочий сентиментальный вздор. – Мог бы в театре выступать, – подметил Ребман. – Можешь брать с него пример и поучиться тому, как понравиться женщинам. – Ну, не все же такие, а то было бы так грустно… – Не все, только двенадцать из дюжины, а тринадцатую зовут Аннабель. Ты еще не все в этом понял. Женщины хотят, чтобы их развлекали, они хотят смеяться. Просто так сидеть с умным лицом они не желают. Я тебе верно говорю, паяц – именно то, что им нужно. Тут все снова завертелось: Королю Джунглей аплодируют все вокруг, за исключением насмешника Штеттлера: – О, как же он возвышен и одухотворен, этот красавец Жеральд! Однако мадам Монмари тут же его осадила: – Если бы и вы могли, как он! А то от вашего «духа» всех уже давно тошнит, вы брюзга и ворчун, вот вы кто! Если бы из вас выжать уксус, то хватило бы на всех! Пришлось бы позакрывать все уксусные фабрики! Затем все снова танцуют. Ребман – с ирландкой, ее зовут Шейла. Она сделала ему комплимент, что он ловкий танцор, наверное, на Кавказе у него была большая практика в этом деле! – Да уж, – отвечал он, – и поведал ей о жизни в Кисловодске, и как тяжело было мальчику, то есть Пьеру, вдали от дома и близких. – Poor kid, бедный ребенок, – сочувствует она. – А в остальном они, кажется, милые люди, эти Орловы. Только Мэньин (она так и произнесла «Мэньин» с ударением на «э») ей не нравится. – А что, разве вы его знаете? – удивился Ребман. – Who doesn’t? Кто же его не знает! – ответила она, и по ее тону Ребман понял, что между ними что-то произошло, но не стал расспрашивать, а просто извинился за свой школьный английский. На это она удивленно подняла брови: видимо, он ищет комплиментов? Ей бы хотелось так хорошо говорить по-французски, как он говорит по-английски. – En-g-lish, – так она произнесла, и острое ухо Ребмана тут же среагировало и заставило его спросить, было ли это сказано по-ирландски или по-английски. – Kings En-g-lish it is. Это королевский английский. По-ирландски мы говорим только дома. – А что, эти языки такие разные? Она ничего не ответила. Только когда танец закончился и они снова сели, она сказала, что отличия есть. Но ей бы не хотелось продолжать этот разговор. На следующий день Ребман написал в Барановичи, на имя Маньина. Он сообщал, что обдумал положение в спокойной обстановке и принял решение не возвращаться в Кисловодск – причины он подробно изложил в их беседе в поезде. Он просит его извинить, это решение далось очень нелегко, но при всем желании он не может вернуться в директорский дом. Он сердечно приветствует всех, особенно Пьера, желает ему счастья и здоровья. А также покорно благодарит мадам Орлову за доброе к нему отношение, этого он никогда не забудет. В конце он еще делает приписку, NB, по-французски с просьбой обнять от его имени Татьяну Петровну. |