Книга Влюбись в меня, страница 62 – Дженнифер Ли Арментроут

– А какой был смысл швырять тот камень, что чуть не убил Чарли? – всплеснув руками, воскликнула я.

– Малышка, Чарли здесь ни при чем.

– Откуда тебе знать? – рвала и метала я. – Может, он…

– Я с ним говорил, – продолжил Рис, и я тут же замолчала, уставившись на него. – Я много с ним говорил.

– Что? – прошептала я.

Рис взглянул на моего отца, а затем посмотрел на меня и подошел ближе. Смелый шаг, ведь я не сомневалась, что всем своим видом показывала, что хочу его растерзать.

– После того как он впервые вышел с тобой на связь, я поговорил с ним, чтобы убедиться, что он тебе не навредит.

– Молодец, – сказал папа, хлопнув Риса по плечу. Когда я сердито посмотрела на него, он ответил: – Что такого? Рис заботился о тебе.

Я скрестила руки на груди.

– Я вовсе не хочу сказать, что забыл, как он поступил с Чарли. Генри тоже этого не забыл. Его терзает чувство вины, – продолжил Рис, и по его тону я поняла, что это ему прекрасно знакомо. – И он не ищет прощения, а просто хочет загладить вину. Это разные вещи, малышка. Он не стал бы врываться к тебе в квартиру и устраивать погром.

Повисла долгая пауза. Я не знала, что ответить. Разгневанная, сбитая с толку, я чувствовала себя преданной. Внезапно я… просто перегорела и поникла, не в силах больше сопротивляться.

Развернувшись, я оценила ущерб.

– Мне нужно убраться.

Секунду спустя Рис коснулся моего плеча.

– Мы поговорим об этом позже.

– Как скажешь, – пробормотала я, поднимая клочок холста. Рассмотрев его, я тяжело вздохнула. На нем был синий глаз Риса. Можно было даже различить тончайшие черные линии, расходящиеся от зрачка. Я не знала, что и думать, понимая, что кто-то нашел мой тайный склад портретов Риса.

Хотя это было ничто в сравнении с тем, что кто-то снова вломился ко мне в квартиру и учинил такое. Это ужасало меня, ведь столь жестокие действия не поддавались никакому контролю.

Мы как могли прибрались. На следующий день мне предстояло позвонить в страховую компанию. К счастью, я оформила страховку, когда снимала квартиру, поэтому она должна была покрыть ущерб от вторжения.

Однако картины и подержанную мебель было уже не восстановить. Впрочем, я понимала, что все могло бы быть хуже. Ничего не украли. Строго говоря, в моей квартире просто все перевернули вверх дном.

Томас вызвался помочь с уборкой на второй день, а Рис объявил – даже не спрашивая, – что тоже присоединится к работе. Я не возражала, потому что меньше всего на свете мне хотелось заниматься всем этим в одиночку.

Когда я снова вышла на крыльцо, Генри уже уехал, и это было к лучшему. Хотя я успокоилась и поняла логику Риса, меня все равно возмущало, что тому хватило наглости заявиться ко мне на порог. К тому же я была не уверена, что он к этому непричастен. Мне казалось, что это гораздо логичнее, чем нападение безымянного сталкера.

Поздно вечером мы вернулись к Рису. Я подумала, не остановиться ли у родителей, но решила не обманывать себя, ведь на самом деле мне хотелось побыть у Риса.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил Рис, положив ключи на столешницу. Они зазвенели, как китайские колокольчики.

– Давай.

– Чай? Газировка? Пиво?

– Пиво. Пиво мне не повредит.

Едва заметно улыбнувшись, он вытащил из холодильника две бутылки «короны» и откупорил их, прежде чем протянуть мне одну.

– Прости, лайма нет.

– Спасибо. Лайм я все равно не очень люблю. – Я сделала глоток и отвернулась. Хотя на часах была почти полночь, спать мне пока не хотелось. Шумно вздохнув, я подошла к балконной двери. – Можно?

– Малышка, чувствуй себя как дома, – ответил Рис.

– Мне это всегда казалось странным. Кто захочет, чтобы люди чувствовали себя как дома в гостях? – сказала я, отодвигая занавеску и открывая дверь. – Они ведь станут у тебя по дому голыми бегать.

– В твоем случае я бы не возражал, – улыбнулся он, сделав глоток, – а даже обрадовался.

– Извращенец, – буркнула я и вышла на прохладный воздух.

Я села в кресло и подтянула ноги. Через несколько минут Рис подсел рядом. Он был босиком, поэтому забросил ноги на решетку балкона. Не знаю, почему, но сочетание джинсов с босыми ногами показалось мне невероятно сексуальным.

Впрочем, мне многое казалось сексуальным.

Несколько минут мы сидели молча, и я поражалась, насколько наш вечер был похож на многочисленные вечера моих родителей. Они проводили их точно так же, когда считали, что дети уже спят.

Они выходили на улицу, чтобы выпить пива и побыть наедине хоть недолго.

Я посмотрела на свою бутылку и поиграла с этикеткой. Мое сердце забилось быстрее, потому что все это казалось таким настоящим… И это меня пугало.

Желая отвлечься, я спросила:

– Ты правда думаешь, что Генри не связан с происходящим?

– Правда.

Ой.

– Понимаю, тебе не нравится, что я с ним говорил. Но мы не за кружкой пива встретились. Я просто хотел убедиться, что он тебя не тронет, – пояснил Рис. – Как я и сказал, он хочет загладить свою вину. Конечно, прошлого не исправишь, но разве не лучше раскаяться в содеянном, чем не выказывать никакого раскаяния?

Нахмурившись, я обдумала его слова.

– Наверное, лучше.

– Наверное?

– Как узнать, когда кто-то искренне раскаивается или страдает от чувства вины? Может, все это – лишь игра и человек просто хочет себя выгородить?

– Знаешь, в армии я многое повидал, – сказал Рис и удивил меня своим неожиданным комментарием. – Видел, что случается, когда человек подрывается на мине. Видел изрешеченные пулями тела парней, которых считал друзьями. Ребята теряли руки и ноги, а порой и жизни. Я видел, как от солдат не оставалось почти ничего, чтобы отправить их семьям. К этому привыкаешь – привыкаешь злиться всякий раз, когда твое подразделение кого-нибудь теряет. От этого не легче, но такова война. Так ты осмысливаешь все происходящее и понимаешь, что нужно сделать, чтобы все выжили.

Он сделал паузу и глотнул пива.

– Когда я окончил академию и начал работать здесь, я думал, что смогу и дальше продолжать в том же духе – осмысливать все: чертовы проверки на дорогах, пятничные драки в одном и том же доме, проклятые автомобильные аварии, глупые передозировки и тупое насилие. Мне казалось, что я смогу разложить все это по полочкам. Я так и делал. И думал, что пристрелить кого-нибудь будет не сложнее, чем на войне, ведь я просто выполняю свою работу. Но я ошибался.

Я опустила бутылку на колени, не в силах произнести ни слова. Он говорил о той перестрелке. Рис никогда не говорил о ней. Я затаила дыхание, боясь, что он замолчит.