Онлайн книга «Я вас люблю - терпите!»
|
– Ладно. Завтра так завтра. Договорились. Поднявшись со стула, он понуро добрел до двери, оглянулся, хотел еще сказать что-то, да передумал, лишь вяло махнул рукой. Катя с трудом сглотнула слюну – горло перехватило жалостной безнадегой. И мысль в голове ворохнулась шальная, нехорошая, совсем не педагогическая – будь ее воля, ей-богу бы отпустила этого парня домой. Наверное, ему и впрямь неволя с ее вкусными и полезными обедами не впрок. Пусть макароны с майонезом, но на свободе. Наверное, у него натура такая – обостренно свободолюбивая. А они здесь начнут ее общей гребенкой причесывать, поломают, замониторят к чертовой матери. Кто его знает, как лучше… Домой она шла очень медленно, боясь расплескать в пустоту новые ощущения. Что это были за ощущения – она и сама не смогла бы определить. Полный сумбур в голове из прочитанных фраз, имен, странных диалогов и терминов. И расплескать этот сумбур нельзя, и в картинку сложить не получается. И не получится, наверное. Как там Алена Алексеевна говорила – надо, мол, выбирать, быть в этом или не быть? А как, как выбирать-то, если сплошная паника в мыслях образовалась, если оплетенная беспомощностью душа застыла и никаких умных и сердечных знаков не подает? И очень хочется лечь, укрыться с головой одеялом, и чтоб никто не приставал, советов не давал, чтоб вообще никто ни о чем не спрашивал. Очень хочется. А может, ей повезет, и дома никого не будет? А что, вполне может быть… Мама часто на работе задерживается, а у Милки сейчас предсвадебная суматоха, ее наверняка дома нет. Отец тоже, как выяснилось, каждую свободную минуту норовит для полутайной полуличной жизни выхватить. Так что вполне может быть… С порога в нос шибануло чесночным запахом борща, из кухни послышался быстрый говорок Милки. Нет, не судьба ей сегодня от семейного интервью сбежать. Вот уже и мама выглянула из кухни, спросила в лоб: – Ну что, Екатерина? Как первый рабочий день прошел? А мы тут с Милочкой ужинаем… – Да нормально, мам… – уныло произнесла Катя, сбрасывая с ног туфли. – День как день… – Что ты там бормочешь, я ничего не слышу! Иди сюда, я тебе сейчас борща налью! – Иду… Сунув Кате под нос тарелку борща, мама уселась напротив, сплела пухлые пальцы в замок, смотрела, излучая из глаз требовательный, но вполне благожелательный интерес. – Ну, рассказывай, как тебя директриса встретила! – Нормально встретила. Рассказала, показала все. – Не пугала? – Да нет, не пугала… Мам, правда, нормально все… – А я тебе что говорила! Работа как работа, не хуже и не лучше, чем у других. Для молодого специалиста вполне нормальная. Ничего, случай будет, я тебя получше пристрою. А с зарплатой как? Она тебя на полную ставку взяла? – Не знаю… – То есть как это – не знаешь? – Да мы как-то не успели это обсудить, мам. Наверное, на полную. – Что значит – наверное? Или она… Ах, зараза! Ну, это я завтра выясню… Я сама ей завтра позвоню, со мной этот номер не пройдет, если на полставки! Ишь ты, лиса вежливая, не успела она обсудить… – Не надо, мам, – попросила Катя. – Я сама знаю, чего надо, а чего не надо! Ешь давай! Не надо, главное… И в кого вы у меня такие – перепелки безответные? Вот помру, не дай бог, как без меня жить-то будете? Эх… Махнув рукой, она тяжело вздохнула и, возложив сильно напудренную отекшую щеку на ладонь, поникла в горестной сладкой паузе. Милка, коротко глянув на мать, тут же сориентировалась на местности, то есть быстренько приняла позу «перепелки безответной». Сидела, опустив голову и просунув ладони меж сжатых коленок. – Так и будете, наверное, перед каждой начальственной дверью дрожать, сроду своего законного не потребуете… – продолжила горестные предсказания мама. – Да и то – кому вы, кроме матери, на этом свете нужны… Катя почувствовала, как Милка слегка наступила ей на ногу под столом, комментируя таким образом сложившуюся ситуацию. Вроде того – мы-то с тобой знаем, что к чему… А если знаем, то и не будем в голову брать. Перетерпим, само пройдет. Оно и впрямь скоро само прошло. Вздохнув еще раз, мама убрала щеку с ладони, глянула на Катю озадаченно: – А ты чего борщ не ешь? Остынет же. – Я не хочу, мам. Голова болит. – Ты не простыла часом? – озабоченно потянулась она ладонью к ее лбу. – Нет. Не простыла. Просто очень устала. Можно, я пойду лягу? – Что ж, иди… – разрешила мама. – Мила потом тебе горячего молока принесет. Или лучше чаю? – Ничего не надо. Я пойду, спасибо… Задернув в своей комнате шторы и не включив света, Катя тут же бухнулась на кровать, вытащила из-под себя одеяло, натянула его на голову. Все. Тишина. Никого больше нет. Ни Милки, ни мамы, ни кухни с борщом. Теперь надо уговорить себя сосредоточиться. Надо же, какое хорошее слово – сосредоточиться. То есть средоточие внутри себя найти. Средоточие – чего? Собственного ощущения полной беспомощности? А зачем ему вообще средоточие? Действительно, смешно звучит – она сосредоточилась на беспомощности… Скрипнула открываемая дверь, и Милкин тихий голос прошелестел над ухом: – Катюх, ты и правда спишь, что ли? А я думала, ты просто так удрала, чтобы от маминых расспросов отмазаться… – Нет, я не сплю, Милк, – резко села на постели Катя, откинув от себя одеяло. – Я полной панике предаюсь. Не знаю, что мне делать с этой новой работой. – А что, фуфло полное? – Да сама ты фуфло! – воскликнула Катя. И тут же принялась объяснять: – То есть не в этом смысле… Понимаешь, не смогу я там работать, наверное… – А я сразу все поняла, как только ты на кухню вошла. У тебя такое лицо обалдевшее было – будто ты большую фигу перед глазами видишь. – Да уж. Действительно, вляпалась я. По самое ничего вляпалась. – Ну что ж теперь… – дурашливо развела Милка руками, слегка наклонившись корпусом вперед. – Будешь теперь и дальше жить такая – сильно вляпанная. Все равно против мамочки не попрешь. Потому что кто ты на самом деле есть? Ты перепелка безответная, вот ты кто. Нет, правда, Катьк… – Милка уселась на постель, бесцеремонно подвинув сестру худым бедром, – Вот объясни мне, сильно тупой и не очень ученой, отчего мы ее так сильно боимся? Вот как психолог – объясни, а? – Ой, ну чего тут объяснять, ты и сама все лучше меня знаешь… – вздохнула Катя. – У мамы очень властная натура, она намного сильнее всех нас. А мы своим послушанием еще больше проявление этой силы провоцируем, подсознательно выслуживая ее любовь. – Чего? Любовь? – Ну да. Любовь. – Ха, насмешила! Сама-то поняла, чего сказала? Любовь… Да больно надо! На фиг мне ее любовь сдалась, уж обойдусь как-нибудь! – Нет, Милка. Не обойдешься. Всем нужна материнская любовь. На первородном уровне нужна. |