«…весь перекипая огнём, 
 огнём расцветающих арок, 
 и даже копытом, конём — 
 вот рифма! — придавленный, жарок 
 снежащийся сажей на нас 
 зимой орудийного гула 
 тот воздух; а нам-то ни глаз 
 отвесть, ни Уэльсово „Улла!“ 
  
 
 услышать сквозь грохот и вой — 
 то люди, а не марсиане 
 глаза засыпают землёй 
 зимой орудийных сверканий…» 
  
  
Теперь это были уже не марсиане и точно не люди, а нечто третье. Глеб всё не мог сформулировать что, подобрать к этому нечеловеческому, машинному верного слова. Ум его упорно работал над этой задачей, в разрешении которой, пожалуй, не было никакого смысла. 
 
 
 
XIX 
Из тетради Глеба: 
  
‹‹16 декабря 1941 г. и после. 
 
 
 Голод такой, 
 что и лихорадка 
 возбуждённого мозга 
 отступает — 
  
 
 вот в продолженье ноябрьского 
 in modo giapponese — 
 последние спазмы: 
  
 
 Встали троллейбусы 
 на покрытом инеем Конногвардейском. 
 Выбиты окна. 
  
  
 * * * 
 
 
 Все всё везут на саночках. 
 Вмерзают в залитые 
 из лопнувших труб 
 улицы грузовики 
 тут и там. 
  
  
 * * * 
 
 
 Остановившиеся трамваи. 
 Разбитые уличные фонари. 
 Разорванные линии электропередачи. 
  
  
 * * * 
 
 
 Но ещё кто-то бодро идёт в метель 
 с портфелем и в шубе. 
 Ещё улыбается. 
 Ещё мимо несут тюки. 
 Ещё мужчинам жарко (расстёгнуты). 
 Ожидают эвакуации: 
 поездом — к озеру 
 (под звуки обстрела). 
  
  
 * * * 
 
 
 Лопнувший водопровод: 
 безостановочно хлещет 
 из гидранта перед Исаакием. 
 Черпают неостывшую воду 
 прямо из лунок 
 в середине улицы 
 кто кружкою, кто уполовником. 
  
  
 * * * 
 
 
 К середине зимы — в зенит 
 кошмара. На барахолке 
 торгуют: 
 спичками, мылом, махоркой, 
 дурандой, ненужной одеждой 
 в обмен на нарубленный хлеб. 
  
  
 * * * 
 
 
 Потеплело: свозят на санках 
 зашитые трупы в морг, 
 где их прямо на грузовики — 
 и на дно братских могил. 
  
  
 * * * 
 
 
 Орудия вмёрзших в Неву 
 кораблей КБФ — бьют в воздух. 
 Люди, не обращая 
 внимания на пальбу, 
 бредут по Неве — кто куда. 
 Вот он, декабрьский Петрополь››. 
  
  
 
 
 
XX 
Из дневника Веры (на узких листках): 
  
‹‹22 декабря 1941. 
 
 
 Самый короткий день. 
 Снег почернел от оттепели. 
 Сегодня, под предлогом комиссии, 
 Марк Непщеванский, 
 старый Глебов приятель — 
 Глеб уже никого не стесняется — 
 водил нас смотреть запасники 
 Музея религии и атеизма. 
 Так вот что от нас скрывали: 
 оригинал — или список? — 
 чудотворной Казанской иконы 
 (а говорили: утрачена), 
 мощи св. Серафима, 
 завёрнутые в целлофан, 
 и сотни других 
 чудотворных мощей и икон — 
 советские катакомбы 
 на первобытный манер, 
 внутри современного города, 
 возле — недавно шумных 
 трамвайных, троллейбусных линий, 
 под ракой Казанского храма, 
 обстреливаемого врагом, 
 за семью печатями тайны 
 с естественной температурой 
 глубокого, вечного сна. 
  
 
 Церковь бы так не придумала. 
  
 
 Марк на редкость удачливый малый 
 при центральном ТАСС фотокором: 
 всюду вхож, со всеми знаком. 
 Он стоял в стороне, не мешаясь, 
 со своим новёхоньким «Кодаком», 
 улыбался. Улыбки — редкость. 
 Город теней — люминофоры 
 с собою, куда ни идём. 
 Особенно здесь, в полумраке 
 лабиринтов надежды и веры. 
  
 
 Боже, как исхудал Глеб. 
 Каким лихорадочным блеском 
 он смотрит — одни глаза, 
 огромные, вечно в движении — 
 из-под свалявшихся под нелепейшей шапкой 
 волос (зато говорит, что греет). 
 И все речи его о еде и о музыке! 
  
 
 Я ж, при виде всех этих сокровищ, 
 расставленных по полкам, 
 и, уже не боясь, что заметят — 
 если что, скажу: «Так виднее» — 
 молча, встав на колени, молилась. 
 Марк — атеист, как положено 
 успешному бонвивану — 
 стоял в стороне. 
 Глеб же что-то шептал 
 с закрытыми глазами: 
 ах, как жаль, 
 что теперь он стыдится 
 нахлынувших чувств››. 
  
  
 
 
 
XXI 
Св. Митрофан Воронежский — Петру Романову, 1682 г. по Р. Х.: 
 
 
 «Ты воздвигнешь великий город 
 в честь святого апостола Петра. 
 Это будет новая столица. 
 Бог благословляет тебя на это. 
 Казанская икона станет покровом города 
 и всего народа твоего. 
 До тех пор, пока икона будет в столице 
 и перед нею будут молиться православные, 
 в город не ступит вражья нога». 
  
  
 
 
 
XXII 
 
 
 «Видѣвъ царь Петръ, 
 яко отъ святыя иконы Богоматерни 
 благодатiю Божiею содѣваются многiя чудеса, 
 прiемлетъ ю въ путеводительницу 
 воинству своему и въ день брани на свеевъ 
 въ щитъ и покровъ, 
 и побѣдивъ до конца врага съ помощiю Богоматерѣ, 
 тѣмъ камень совершенный 
 во основанiе новаго царствующаго града положи, 
 икону же Твою чудную, 
 яко освященiе, 
 яко щитъ и огражденiе, 
 въ сердце града постави. 
 Сего ради вопiемъ Пречистѣй: 
 Радуйся, жилище и доме Христа Бога нашаго; 
 Радуйся, вмѣстилище неизрѣчѣнныя Его славы. 
 Радуйся, граде одушевленный, присно 
 царствующiй; 
 Радуйся, палато преукрашѣнная. 
 Радуйся, Радосте градовъ и весей; 
 Радуйся, непобѣдимое христiанъ въ бѣдахъ 
 хранилище и предградiе. 
 Радуйся, Церквѣ Православныя похвало; 
 Радуйся, Русской земли утвержденiе. 
 Радуйся, христолюбиваго воинства Помощнице; 
 Радуйся, враговъ одолѣнiе. 
 Радуйся, отъ бѣдъ избавленiе; 
 Радуйся, Матерними Твоими щедротами всѣхъ 
 посѣщающая. 
 Радуйся, Заступнице усердная рода 
 христiанскаго». 
  
  
 
 
 
XXIII 
Совинформбоюро, конец декабря 1941 г.: 												
											 |