Книга Улица Иисуса, страница 40 – Самид Агаев

– Может и куплю, а что ты везешь?

– Не видишь разве, кувшины, посуду глиняную.

Егор глянул, в телеге переложенная соломой лежала разная глиняная посуда.

– Мне, отец, лом нужен да кирка.

– Этого у меня нет, – разочарованно сказал возчик.

– Может, где поближе кузня есть.

– Что такое кузня?

– Кузня, кузница, кузнец, не понимаешь, чилингар ^[18].

– Ну почему же не понимаю, понимаю, чилингар, нет, по дороге кузни нет.

– А на рынке, наверняка, есть.

– Интересно ты говоришь, – заметил арбакеш, – вроде, как по-нашему, а все же не так. Ты кто будешь?

– Я-то, езид, – сказал Егор первое, что пришло ему в голову.

– Ах, езид, я так и подумал. А на что тебе лом и кирка.

– Дом хочу построить, но не саманный, из камня. А денег нет. Здесь камней много, заготовлю, потом перевезу.

– Ну что же, – согласился арбакеш, – с такими ручищами, как у тебя можно и камни крушить.

– А твоя телега быстрее не может ехать?

– Может, но быстрее нельзя, горшки побьются.

– Это верно, а я и не догадался.

– А куда тебе спешить, камни никуда не денутся.

– Спешить некуда, да и тянуть не стоит, жизнь то идет. Ты лучше скажи мне отец, монголы есть в округе?

– Здесь нет, а в Хаджикенде есть. А на что тебе монголы?

– Не люблю я их узкоглазых, и воняют они. Ты знаешь, что они не моются никогда?

– М-да, – тяжело вздохнул арбакеш, – это ты верно подметил. Сейчас дорога на подъем пойдет, сделай одолжение, сойди с арбы, кобыле тяжело будет. Потом опять сядешь.

– Конечно, – легко согласился Егор, соскакивая с телеги, – отчего же не облегчить работу животине.

Он шел теперь рядом с арбой, положив руку на борт, разглядывая посуду.

– А что, отец, полного кувшина-то нет у тебя?

– Нет, путник, кувшины новые, пустые. А чем он должен быть заполнен.

– Вином, чем же еще.

– Веселый ты, путник, шутки шутишь в такую рань. Вино нельзя, харам, пророк запретил.

– Он не всем запретил.

– Вам езидам можно значит. Поэтому ты такой веселый. Как тебя зовут, шутник.

– Меня зовет Кара ^[19].

Арбакеш засмеялся.

– Опять шутишь.

– Что это тебя так рассмешило?

– Какой же ты Кара, ты скорее Ак ^[20] или Сары ^[21], или еще лучше Кырмызы ^[22], судя по твоей бороде. Сбрил бы ты ее, молодой еще. Не красит она тебя.

– И то верно, правильно ты говоришь. Бороду надо сбрить. А тебя как зовут?

– Реза-киши меня зовут.

– Вот и познакомились.

Арба между тем достигла высшей точки холма, и Егор увидел минареты города, лежащего в низине.

– Это Хаджикенд? – спросил Егор.

– Он самый.

– А там, не доезжая до города, что за строение?

– Это караван – сарай.

– А, скажи мне, Реза-киши, ты этой посудой сам торговать станешь или посреднику отдашь, оптовику?

– Оптовики нормальную цену не дают, за бесценок взять норовят, сам торговать стану.

– А хочешь, я тебе помогу распродать товар? – предложил Егор.

– А что ты за это запросишь, имей в виду, с моих барышей я такую роскошь себе позволить не могу, приказчика нанимать или зазывалу.

– Платить мне не надо. Ты же потом обратно поедешь. Я куплю инструмент, ты меня подвезешь до того места, где я сел.

– Я согласен, – обрадовался Реза-киши.

– Только у караван-сарая остановимся, я бороду сбрею, как ты мне советуешь.

– Договорились.

Реза-киши протянул ладонь, и Егор ударил по ней.

От брадобрея он вышел помолодевшим лет на десять. При виде его Реза-киши одобрительно кивнул головой.

– Вот это совсем другое дело, – сказал он, – приятно посмотреть. А то ты был похож на разбойника, не знаю, почему я остановился, а не подстегнул кобылу.

У городских ворот стоял монгольский сторожевой пост. Егор лицо сделал скучающее, немного сонное. Тронул арбакеша за руку, попросил:

– Если спросят, кто, что, скажи, что я твой племянник.

– Не беспокойся, – ответил Реза-киши. – Они меня знают, я часто здесь бываю.

Один из караульных монголов подошел, заглянул в арбу.

– Что старик, заплатишь на выезде?

– Как обычно, – ответил Реза-киши.

– А это кто с тобой, – спросил воин, настороженно сверля попутчика маленькими раскосыми глазами. Правой рукой он держал лошадь за узду. И Егор, готовый к броску, отметил, что монгол, для того чтобы выхватить саблю, должен будет сначала отпустить лошадь. Этого времени ему хватит.

– Племянник мой, – сообщил Реза-киши, – приобщаю к делу.

– Здоров больно для такого хрупкого дела, – насмешливо заметил монгол, – ему бы камни ворочать.

– Не Боги горшки обжигают, – ответил Егор.

Монгол молчал, соображая, потом захохотал. Ответ ему понравился. Он хлопнул ладонью по крупу лошади.

– Давай, проезжай.

– Ишь ты, какой сообразительный. За словом в карман не лезешь, молодец, – одобрительно заметил арбакеш, когда они въехали в городские ворота. – У тебя, что нелады с ними?

– А у тебя лады? Ты ими доволен?

– Кто же ими доволен, их же все ненавидят. Просто спросил. Можешь не говорить.

– Из-за них погибли тысячи людей, – сказал Егор.

О том, что его разыскивают монголы, он предпочел не распространяться. Хотя старик внушал ему доверие.

– Племянник, значит, – хмыкнул арбакеш, – радуйся, что я сед, а то бы спросили, почему твой племянник такой светлый, а ты такой смуглый.

На базаре Реза-киши нашел старшину, переговорив, остановил арбу на указанном месте и распряг кобылу. Пока он возился с этим. Егор соорудил частокол из веток, перевязав их веревкой, и прикрепил к бортам телеги, после этого он насадил глиняную посуду на ветки, явив покупателям сразу весь товар наглядно. Реза-киши только диву давался.