Онлайн книга «В тени баньяна»
|
– Почему бы вам не рассказать нам о себе, товарищ Ана? – спросила Толстая. – Я революционерка… – Не пытайтесь нас одурачить, товарищ. Скажите честно, где вы учились: за границей или в Камбодже? – Я нигде не училась, – спокойно ответила мама. – Я работала прислугой. Бонг Сок взглядом приказал жене замолчать. Допрашивать и запугивать – его привилегия. – Значит, вы не умеете ни читать, ни писать? – Нет. – Совсем? – Да… то есть нет, совсем не умею. – Рами, эта женщина – твоя настоящая мать? Я посмотрела на маму. Да, она – моя мать, и она настоящая. Я кивнула. – Она работала прислугой… няней? Я снова кивнула. Ври, даже когда боишься, – особенно, когда боишься. – А что именно она делала? – Кормила нас молоком. – Кого нас? – Меня и Радану. – Ты хотела сказать их – детей, за которыми присматривала твоя мама? – Их тоже, – подтвердила я. – Я одновременно кормила хозяйских детей и своих, – пояснила мама. Предводитель камапхибалей достал что-то из кармана. Папины часы. Бонг Сок швырнул их маме. – Что здесь написано? – Я бы сказала, – ответила мама, даже не взглянув на часы, – если бы умела читать на иностранном языке. – А вы знаете, что это иностранный язык? – Нет, просто… просто буквы незнакомые. – Я скажу вам, что здесь написано. Омега. Автоматические. С хронометром. Сертифицировано. Констеллейшн. Сделано в Швейцарии. И как вы сказали жене – хоть убейте, не вижу таких слов: «Жидкость не может проникнуть внутрь – ни вода, ни слезы…» – Он замолчал, пристально глядя на маму. – Сам я не знаю, видимо, придется поверить вам на слово. В конце концов, часы ваши – вам виднее, водонепроницаемые они или нет. И вам наверняка известно, что у прислуги не может быть такой дорогой заграничной вещи. Бонг Сок снова изучающе смотрел на маму. – Вы умеете читать и писать на кхмерском, товарищ Ана? – повторил он свой вопрос. – Вы точно немного знаете английский и, может, даже бегло говорите по-французски, как многие люди вашего круга. – Нет, я… – запнулась мама. – Уверены? Вы нас не обманываете? Она молчала. Чего добивался Бонг Сок? Какое признание хотел получить от мамы? Он и так все знал. Нет, она не работала прислугой. Да, она умела читать и писать. Да, она получила образование, но ведь и он явно был образованным человеком – умел читать на иностранном языке, по крайней мере, смог прочесть надпись на часах. – Вы хоть представляете, какое серьезное преступление совершили? – спросил Бонг Сок. – Введя нас в заблуждение своей ложью? Мама по-прежнему молчала. – В Демократической Кампучии, – вставила Толстая, – нет места таким, как вы. Бонг Сок грозно посмотрел на нее, и она притихла. – Вас ждет наказание, какое – мы решим. Можете идти. На улице играли двое детей Бонг Сока и Толстой. Я боялась, что они окажутся призраками, однако они были как две капли воды похожи на своих родителей. Мальчик представлял, что он – солдат Революции, а его сестра – враг, которого он взял в плен и собирается казнить. Девочка с повязкой на глазах стояла, прислонившись спиной к дереву, прямая, как струна. На вытянутых вперед руках болталась истрепанная веревка. Мальчик целился в сестру из ветки. Увидев нас, он опустил игрушечное оружие, и пленница, почуяв, что брат отвлекся, высвободила руки и сняла повязку. Дети подошли к нам. – Товарищ Брат, – спросила девочка, передразнивая мою хромоту, – почему она так ходит? Вдруг мама застонала и схватила меня за руку. На девочке было платье, слишком тесное для ее упитанного тела. Белый атлас пожелтел от грязи и пота, шелковых цветочков на воротнике почти не осталось, а бант-бабочка оторвался. Мама разрыдалась. Я потянула ее за руку. – Это просто платье, мама. Просто платье. В ту ночь в хижину ворвался солдат Революции. – Собирайте вещи! – приказал он. – Не вы! – Солдат оттеснил Пока и Мае в сторону и показал на нас с мамой: – Вы двое! Он вытолкал нас на улицу. – Нет, нет, вы не можете их забрать! – запричитала Мае и бросилась к ногам солдата. – Прошу, оставьте их нам! Из дома выбежал Пок с нашими вещами. – Куда вы забираете наших детей? – Они не ваши! Они принадлежат Организации, принадлежат нам! Мы можем делать с ними все, что захотим! – Куда вы их забираете? – повторил Пок. – Не ваше дело! – Тогда объясните почему. Почему? – Вы слишком привязались друг к другу. У вас одна семья – Организация. А вы забыли об этом. – Дайте нам хотя бы попрощаться. – Нет! Никаких прощаний! – Солдат толкал нас к стоявшей у ворот повозке. – Живо! Садитесь! – Я – крестьянка, глупый мальчишка! – расхрабрившись, закричала Мае и пригрозила солдату мачете. – Я работаю на этой земле дольше, чем ты живешь на свете, и если в тебе нет ни капли уважения, я порежу тебя на куски и выброшу гнить на рисовое поле, а Организация будет иметь дело со мной! Пораженный ее неистовым гневом, солдат подтолкнул нас к Мае. – Только быстро, – велел он. – Прощайтесь! Мае сверкнула на солдата глазами, и он попятился. Вся в слезах, старуха ворковала и кудахтала, пытаясь в темноте нащупать наши лица. – Я не знаю, что сказать, не знаю, что сказать. – Она повернулась к Поку. – Помоги мне. Подскажи нужные слова. – Мы всегда знали, что вы не принадлежите нам, – сказал Пок, протягивая маме подушку Раданы. – И все равно любили вас… – Старик не договорил – слова комом застряли у него в горле. Мама права. Любовь может скрываться где угодно, может прятаться в самом дальнем уголке сердца, может ждать нас среди тьмы и отчаяния. – Довольно! – приказал солдат. Простившись с Поком и Мае, мы сели в повозку. Между волами висел керосиновый фонарь. Впереди сидел еще один солдат, и мое сердце радостно подпрыгнуло: я подумала, вдруг это тот же солдат, что привез нас в Стынгкхае. Но я ошиблась. Он держал поводья и бамбуковый прут, готовый отправиться в путь. Пок подошел к повозке и положил сзади наши вещи. Старик потрепал меня по голове и, открыв рот с черными зубами, которые ночью казались еще чернее, хотел что-то сказать, но не смог. Солдат, правивший повозкой, прищелкнул языком, дернул поводья, и волы тронулись. Он хлестнул животных прутом. |