Онлайн книга «Час расплаты»
Видимо, потому, что зло всегда, по словам Одена, «некрасиво и непременно человекообразно», подумала Рут. – «Спит с нами в постели, – пробормотала она, – и ест за нашим столом» [63]. Гамаш, сидевший рядом с ней, слегка повернулся к старой поэтессе. – «А к Добру нас каждый раз что есть силы тянут за руку, – прошептал он ей в ответ. – Даже в конторе, где тяжким грузом почиют грехи». Она встретила его твердый взгляд, и разговоры вокруг них уплыли куда-то вдаль. – Ты знаешь конец? – тихо спросила Рут. – Его? – прошептал он, кивая на Желина. – Да нет же, идиот. Строфы. Гамаш поморщился, задумался на секунду. – «Зло беспомощно, как нетерпеливый любовник, – сказал он, лихорадочно пытаясь вспомнить. – И начинает свару, и преуспевает в скандале…» – «И мы видим, как, не таясь, взаимоуничтожаются Добро и Зло», – завершила Рут. – Вот какой конец. Они долго молча смотрели друг на друга. – Я знаю, что я делаю, – сказал Арман. – А я знаю эпитафию, когда слышу это. – Вы сказали, что кадеты – это скопище ошибок. Вы так думаете? – Насчет них не знаю, – ответила Рут. – Но это точно про тебя. Бекон? Гамаш взял опустевшую тарелку. Рут требовала, а не предлагала. – У меня к вам вопрос, Рут, – сказала Рейн-Мари с другого конца стола. – В архивах, которыми я занимаюсь, ничего нет про Первую мировую войну. Вы не знаете, куда могли подеваться все материалы? Ведь, по идее, их должно быть много. – Почему все думают, что я всё знаю? – Мы так не думаем, – вставил Габри. – Да, я знала про Стропила. Никто, кроме меня, не знал. – Что вы про них знаете? – спросил Поль Желина. Но Рут проигнорировала его, разве что пробормотала сквозь зубы что-то вроде «засранец». И Мирна отважно прыгнула в оглушительную тишину, наступившую после этого: – Причина, по которой вы не можете найти Стропила, в том, что такой деревни больше нет. Название изменили какое-то время назад. – На что? – Нотр-Дам-де-Долёр, – сказал Габри. – Богоматерь Боли? – переспросил Желина. Арман откинулся на спинку стула: – Или Богоматерь Скорби. – Деревни больше нет, – сказала Рут. – Она вымерла. – Скорее всего, название поспособствовало, – вставил Габри. – Вы можете показать ее на карте? – спросил Гамаш. – Ты хоть слушаешь, что я говорю, мисс Марпл? – рявкнула Рут. – Ее нет на карте. Исчезла. – Спасибо, что прояснили, – сказал Арман с преувеличенной вежливостью. – А то я никак не мог понять. Но вы сумеете показать, где прежде находилась эта деревня? – Ну наверное. – Мы можем вернуться к архивам? – спросила Рейн-Мари. – Как вы думаете, где все материалы о Великой войне? – Знаешь, у меня есть идея, – задумчиво произнесла Мирна. – Кажется, несколько лет назад историческое общество устраивало специальную ретроспективу в Легионе [64] в Сен-Реми. – Точно, – обрадовалась Клара. – В две тысячи четырнадцатом отмечали столетие со дня начала той войны. – И где эти материалы теперь? – спросил Оливье. – Damnatio memoriae, – сказала Рейн-Мари. Как Три Сосны. Как Стропила и Нотр-Дам-де-Долёр, война ради окончания всех войн была изгнана из памяти. После ужина Арман и Рейн-Мари проводили Рут домой. Предлагали свои услуги и Габри с Оливье, но Гамаши чувствовали потребность в свежем воздухе и дистанцировании от Поля Желина. Оба надеялись, что он будет спать, когда они вернутся. Кадет Натаниэль сидел на диване в гостиной Рут и читал. Услышав их, он вскочил, будто ему иголку вонзили в задницу. – Сэр, – выпалил он. – Не называй меня «сэр», – сказала Рут. – Можно сесть. Натаниэль сел. – Нет, это я им сказала. – Она показала на Армана и Рейн-Мари, которые тоже послушно сели. – Что вы читаете? – спросила Рейн-Мари у Натаниэля. – Я нашел книгу здесь на столе. – Он показал им обложку. – У нас есть такая же, – сказал Арман. – Не такая же, а она самая, – пояснила Рейн-Мари. – Это наша. – А-а. – Сюда, – приказала Рут с кухни. Они подчинились. Рут нашла старую карту района и разложила на белом пластиковом столе. Открытый блокнот с ее каракулями, как всегда, лежал рядом с немытой чайной чашкой. Арман узнал чашку. Их чашку. Рут верила в прециклинг [65], следующую стадию циклинга. Она использовала вещи, опережая их выбрасывание на помойку. – Мы ищем Стропила, – сказал Арман Натаниэлю, который с невыносимой серьезностью разглядывал карту. – Но мы уже пытались это сделать, – сказал кадет, отрывая взгляд от карты. – Ее же нет, помните? – Почему ты не спросил у меня? – возмутилась Рут. – Я… ну… мм. – И это будущее Квебекской полиции? – воззвала Рут к Арману. – Он не спрашивал у вас, Рут, – доброжелательно, терпеливо сказала Рейн-Мари, – потому что думает, будто вы сумасшедшая старуха. – Я так не думаю, – сказал Натаниэль, покраснев как рак, потом побледнев. Рут стояла перед столом в утиных перьях на свитере, а Роза бормотала ругательства в своем гнездышке у плиты. И Рут рассмеялась. Она ухватилась за Рейн-Мари, чтобы не потерять равновесия. Натаниэль отпрянул назад и спрятался за спину Гамаша. Теперь она и в самом деле казалась сумасшедшей старухой. – Пожалуй, ты прав, – сказала Рут, успокоившись. – Но я счастлива. А ты? Молодой человек, выглядывавший из-за спины Гамаша, покраснел. – Вы счастливы, Рут? – спросила Рейн-Мари, прикоснувшись к ее худой руке. – Да. – Я так рада это услышать. Я была… – Стропила? – напомнил Арман. |