Онлайн книга «Бертран и Лола»
|
– Ты не интересуешься модой? – Работа отнимает почти все время, так что сил на хобби не остается. – Немка натянуто улыбнулась и уточнила: – Предпочитаю «костюмный» стиль, так проще. – Костюм-и-лодочки или костюм à la «Анжела – портной для Тома»? [35] – Такой пухлый жакет, как твой, верхом элегантности не назовешь. – Лоле показалось, что немка разозлилась. – Зависит от того, как носить и куда надевать. – Если с сапогами и шелковым бельем на сеновал, получится жуть как сексуально. – Не согласна. Сексуальность и элегантность – это нечто иное. – Все вы, француженки, придиры. – А вы, немки… – Отвратительны! – Астрид не дала Лоле договорить, но тон сменила на дружелюбно-насмешливый. – Я вот лежу тут, прикованная к кровати, смертельно скучаю и стрессую, вместо того чтобы слушаться врачей и рас-слаб-лять-ся. Эти… дети не желают ни расти, ни набирать вес. Они смотрели друг на друга без улыбки. Лоле не хотелось говорить о себе, и она просто слушала. – Я ни к одному рукоделью не приспособлена, – посетовала Астрид. – Да и я не мастерица, просто считаю и вяжу ряд за рядом, это помогает не думать. – Правда помогает? – оживилась собеседница Лолы. – Ничего лучше я не нашла. Конец откровениям. Мое вязание – спасательный круг. Раз петля, два петля… и никаких мыслей – на время. Час наплывал на час, а малыши между тем подрастали. На следующее утро Астрид скоропостижно полюбила судоку и начала заполнять клетки разноцветными фломастерами. – Здорово красиво получается, – прокомментировала Лола. – Моя живопись. Думаю устроить персональную выставку. Молодая женщина представила, как Бертран летит на лыжах по заснеженному, залитому солнцем склону, щелкает фотоаппаратом и делает тысячи великолепных снимков. Некоторые, став открытками, будут продаваться задешево, другие превратятся в арт-объекты. Когда? Когда она снова его увидит? – Все хорошо? – спросила Астрид, заметив, как исказилось лицо Лолы. – Удар ногой. – Подлая ребятня! – Кто бы ни родился – мальчики или девочки, – запишу их в футбольную секцию. – Я занималась футболом, – сообщила немка. – Из-за красивой формы. – Не желаю смотреть на твои костюмчики, – рассмеялась Лола. – Почему ты пошла в бортпроводницы? – Синий – мой любимый цвет [36]. – Тебе повезло, тут голубые стены. – Повтори, пожалуйста. – Bleu, blue, blau, azul, blu [37]. – Впечатляет. – Как и твой немецкий. – А ты какой цвет предпочитаешь? – Бежевый. Лола смеется. Астрид тоже, сама не зная почему. Три секунды откровенности истекли – животы напомнили, зачем они здесь. Но смех был искренний. Он не снял ни нервозности, ни страха, но лег на другую чашу весов и положил рядом с собой боевой дух, что объединяет пациентов, персонал и посетителей. Помогает осуществить завет волшебника Конрада: «Продержаться как можно дольше, сохраняя идеальный для всех статус-кво». 13
Лола ни разу не ошиблась, убавляя петли, и довязала правую по́лу жакета. На двадцать седьмой день ее добровольного «заточения» в больнице Франк спросил: – Цвет морской волны или коричневый? А может, красный? – Сам решай. – Мастерица самоустраняется? – Он поцеловал ее и сунул в руки плотный конверт с логотипом Air France. Лола вскрыла его, Франк задернул штору, разделяющую кровати, прилег рядом с женой, опершись на локоть, и погладил ее живот, наблюдая, как она просматривает документы для заполнения. – С кем ты встречалась тогда в аэропорту? – спросил он, и Лола расслышала в его голосе не только любопытство, но и свойственное всем мужьям желание контролировать. – С коллегами. Ты с ними не знаком. – Мне бы хотелось поблагодарить того стюарда. – Мне тоже. Лола посмотрела на Франка. Он улыбнулся. Что ему известно о происшествии в аэропорту? Дальнейшие события нарушили стройный порядок его жизни, и он ни о чем не спрашивал до сегодняшнего дня. Долю секунды она готова была признаться. Но в последний момент ясный, чистый взгляд мужа заставил Лолу передумать. Франк – человек бесхитростный, он ничего не скрывает, не иезуитничает и не сомневается. Ему и в голову не приходит, что я могу впустить в мою жизнь другого мужчину. Он меня не знает. Он любит женщину, которой больше нет. Франк ухмыльнулся, забрал у Лолы бумаги и положил их на тумбочку. – Я – варвар. «Отделался» от тебя в наш последний вечер, а теперь вот расковыриваю рану, не даю забыть, хотя доктор Конрад велел быть деликатным. Лола не шевельнулась. Они лежали рядом, но пребывали каждый в своем мире. Франк и Лола всегда были счастливы вместе, у них еще не случилось ни одной настоящей ссоры. Супруги Милан были единомышленниками, они любили одни и те же вещи. Германия стала первым камнем преткновения. Я не хотела обманывать Франка. Не переставала любить его, но перед Бертраном не устояла. Мысль простая, очевидная, но облечь ее в слова – здесь и сейчас – невозможно. Окажись Астрид внимательней к соседке, прояви она чуткость, и Лола, возможно, излила бы ей душу в темной бессонной ночи. С Бертраном я попала в неведомый мир, где мне все понятно, я живу ярче и чувствую тоньше. Как будто вскарабкалась на вершину и прозрела, увидела всю безграничность мира. Жизнь прекрасна. Опасна. Гора такая крутая, что спуск невозможен, и… – Мои эксперименты идут не так гладко, как хотелось бы, – сообщил Франк. – Но появилось новое привходящее обстоятельство: я решил терпеливо сносить неудачи. Вечерами работаю. И ищу новый дом. Франк смотрел Лоле в глаза и «признавался», что как распоследний эгоист думает о себе, «нет, ну и о тебе тоже, вот потребовал новое служебное жилье, и Иоганн Вайс согласился предоставить нам большой дом в хорошем квартале, более оживленном, чем аллея де Контраван». Лола промолчала. |