Онлайн книга «Игра в ложь»
|
– Какая муха ее укусила? – воскликнула Кейт, вся белая, с алыми пятнами гнева на скулах. – Вот я папе расскажу! Что она тогда запо… – Не надо! – Я схватила Кейт за рукав пальто. – Пожалуйста, не надо. Я действительно виновата. Не говори Амброузу. Мысль, что Амброуз узнает о моей глупой лжи, была невыносима. Ведь пришлось бы все повторить ему в лицо, пришлось бы увидеть на этом лице разочарование. – Не скажешь, Кейт? – повторила я. Глаза защипало от слез стыда. – Я заслужила отповедь Мэри. Она права. «Это ошибка! – хотелось крикнуть мне. – Дурацкая ошибка! Простите!» Но меня парализовал гнев Мэри Рен. Я так и не извинилась. Когда я в следующий раз пришла на почту, Мэри обслужила меня как обычно. Ни слова не сказала. Теперь, семнадцать лет спустя, я кормлю грудью дочь, пытаюсь улыбнуться в ответ на ее беззубую, трогательную улыбку – а сама слышу слова Мэри и понимаю: она права. Обвинение я заслужила. Мы все заслужили. «Лживые сучки». Кейт, Тею и Фатиму застаю сидящими за ободранным столом, когда, разгоряченная, потная, со стертыми ступнями и пересохшим горлом, вваливаюсь наконец на мельницу. Дверь я распахиваю так резко, что она ударяется о наличник и заставляет подпрыгнуть чашки. Картины, висящие на гвоздиках, отзываются упреждающими хлопками о стены. Верный коротко лает. – Айса! Фатима вздрагивает над тарелкой. – Ты что, привидение увидела? – Именно. Кейт, почему ты нам не сказала? Почему? Всю дорогу вопрос вертелся у меня в голове. Озвученный, он кажется прямым обвинением. – Что конкретно я не сказала? Кейт поднимается, на лице у нее недоумение. – Айса, ты что, за три часа пешком смоталась в деревню и обратно? Ну ты даешь. У тебя хоть вода была с собой? – Какая, к черту, вода! В моем голосе – ярость. Кейт набирает из-под крана воды и осторожно ставит стакан на стол. Приходится сначала сглотнуть – горло саднит, а иначе вода просто не польется в пищевод. Делаю глоток, потом залпом выпиваю всю воду и падаю на диван. – Что случилось, Айса? Фатима, с тарелкой в руках, садится рядом. Она явно встревожена. – О каком привидении ты говоришь? – Это привидение… – поверх головы Фатимы смотрю прямо на Кейт, – это привидение зовут Люк Рокфор. Я наткнулась на него в деревне. Кейт меняется в лице еще прежде, чем я успеваю договорить. Бессильно опускается на край дивана – будто не уверена, что ноги не подведут. – Черт! – Люк в деревне? – Фатима переводит глаза с Кейт на меня и обратно. – Я думала, он во Францию уехал, когда… Кейт как-то неопределенно дергает головой – то ли кивает, то ли, наоборот, отрицает предположение Фатимы. А может, подтверждает обе версии. – Кейт, почему Люк так изменился? Прижимаю Фрейю к себе, вижу, словно наяву, искаженное лицо Люка, чувствую ярость, что заполнила тесную почту. – Он был такой… – Сердитый, – кивает Кейт. Сама она бледна, но руки не дрожат, когда тянутся к кисету. – Я угадала? – Ты изрядно смягчила. Так что случилось с Люком? Кейт принимается сворачивать самокрутку. Движения нарочито медлительные. Еще со школьных времен помню ее манеру тянуть с ответом. Чем труднее вопрос, тем, бывало, дольше выжидает Кейт, прежде чем заговорить. Тея откладывает вилку, берет бокал с вином и сигареты и тоже подходит к дивану. – Что же ты молчишь, Кейт? Отвечай. Тея опускается на пол у наших ног – так, бывало, мы сидели перед камином по вечерам; смотрели за окно и в огонь, курили, смеялись, болтали… Сейчас нам не до смеха. В тишине шуршит папиросная бумага – Кейт на коленке скатывает косяк, сильно прикусив губу. Наконец самокрутка готова. Кейт проводит языком по краю бумаги и лишь теперь начинает говорить: – Люк и правда вернулся во Францию… только поневоле. – В смысле? – перебивает Тея. Сигаретной пачкой она постукивает по полу, а сама смотрит на Фрейю. Понятно: Тее хочется курить, но мешает присутствие моей дочери. Кейт вздыхает. Босая, забирается с ногами на диван, устраивается рядом с Фатимой и убирает за ухо прядь волос. – Не знаю, что вам известно о прошлом Люка. Наверное, вы в курсе, что давным-давно у папы… были отношения с его мамой. Ее звали Мирель. Вместе с Люком она жила здесь, на мельнице. Да, мы в курсе. Кейт и Люк были тогда совсем маленькими; удивительно, как они вообще что-то помнят о том времени. Кейт, например, врезались в память частые вечеринки на берегу; однажды Люк свалился в воду, а плавать он еще не умел. – Потом папа с этой Мирель расстался. Она вернулась во Францию, забрала Люка. Несколько лет мы его не видели. И вдруг звонит Мирель, говорит, что не может справиться с Люком, уже и соцслужбы им занялись… Короче, не возьмет ли папа его на каникулы к себе, чтобы она отдохнула? Папа, конечно, согласился – да и не мог не согласиться, вы же помните, какой он был. Ну и вот, Люк приехал – и выяснилось, что Мирель очень о многом умалчивала. Покоя с Люком и впрямь не было, а вот почему – другой вопрос. К тому же Мирель снова сорвалась. В смысле, начала колоться. И вообще, мать из нее была никуда не годная. – А что отец Люка? – спрашивает Фатима. – Разве он не возражал, что его сын отправится в Англию, к чужим людям? Кейт пожимает плечами: – Сомневаюсь, что отец вообще был в природе. По словам Люка, Мирель, когда залетела, кололась и нюхала по-черному – вряд ли она вообще знала, от кого ребенок. Кейт замолкает, переводит дыхание. – Короче, Люку было лет тринадцать, когда он у нас поселился. Предполагалось, что только на каникулы; однако он остался на первую школьную четверть, на вторую, на целый год. Еще одни каникулы, новый учебный год – а Люк все у нас. Папа определил его в гимназию в Гемптон-Ли, но не на пансион. И, представьте, Люк стал делать успехи. Думаю, он был доволен. Это нам тоже известно – но мы не перебиваем Кейт. – А потом… потом, когда папа… – Кейт сглатывает комок, и мне ясно: сейчас она скажет нечто страшное. – Когда папа… пропал, Люку нельзя было оставаться здесь. Ему исполнилось только пятнадцать. Мне-то уже стукнуло шестнадцать, а Люк меня чуть младше. Вмешались социальные работники, и они… Кейт снова сглатывает. На ее лицо легли тени – точно солнце над долиной за тучами скрылось. – В общем, Люка вернули матери, – резко произносит Кейт. – Как он хотел остаться со мной! Но я ничего не могла сделать. – Кейт протягивает руки, будто умоляя о прощении. – Вы-то хоть понимаете? Мне самой только-только шестнадцать исполнилось. Кто бы это, интересно, назначил меня опекуншей мальчишки-француза? |