Онлайн книга «Просветленный хаос (тетраптих)»
|
Он похвалил вино. «У меня есть ещё бутылка». «Допьём эту, примемся за следующую… А водки у тебя не найдётся?» «Я могу сбегать», — сказала я растерянно. «Нет, не надо. Не надо», — повторил он. «А почему, — спросила я, — ты был так уверен?» «Уверен». Я усмехнулась. «По-моему, ты тогда тоже ещё был девицей». Он промолчал, и я продолжала: «Уж очень мы все друг друга стеснялись. Современная молодёжь не может даже себе представить, до чего мы были скованы. Пуританские времена, ты не находишь?» Он рассеянно кивнул, о чём-то думал. «Конечно, мы были слишком молоды, то есть я хочу сказать, ты был для меня слишком молод. Если бы ты был лет на пять старше…» «Что тогда?» «Не знаю», — я улыбнулась. «Ты говоришь: тоже был девицей. Значит, и ты?..» «Удивительный вы народ, — я рассмеялась, — вам всегда надо знать. Неужели это так важно?» Он молчал. «Не было у меня никого, — сказала я. — Ещё вопросы?» Он откупорил вторую бутылку. У него было что-то с рукой, пальцы не разгибались до конца. Разливая вино по рюмкам, он чуть не уронил бутылку, пролил на скатерть и взглянул на меня с убитым видом. «Ничего страшного. Это отстирывается». «Говорят, надо солью посыпать», — пробормотал он. Я подняла рюмку, выпили. «Ну, хорошо, — сказала я. — Был один случай. Я ездила летом к бабушке. У меня была бабушка в деревне, в Тульской области. Я у ней каждое лето гостила. Ну, и там был один… тоже приезжий. Глупость, одним словом. Больше никогда не повторялось». Помолчали. «Ты разочарован?» — спросила я улыбаясь. Он тоже усмехнулся, встал из-за стола и вышел в «большую» комнату. Я слышала, убирая со стола, как он подбирал пальцем что-то. Потом сыграл кое-как несколько тактов. «Ты знаешь эту вещь?» — спросила я, входя в комнату. Глупый вопрос: кто же не знает. Он повернулся ко мне, покачался вправо-влево на круглом стуле, это доставляло ему удовольствие, и сказал: «Есть такой рассказ, по-моему, у Шиндлера. Граф Лихновский спросил у Бетховена, что он хотел выразить в этой сонате. Знаешь, что он ответил?» «Не знаю». «Он ответил, что в первой части говорится о споре сердца с рассудком, а вторая часть — это беседа с возлюбленной». «Знаешь что, — сказала я, — по-моему, это ни к чему». «Что ни к чему?» «Ни к чему всё время возвращаться». Я не задавала ему никаких вопросов, не спросила даже, есть ли у него семья, словно мы с самого начала договорились, что будем говорить только о том, что касалось нас обоих. Я уже упомянула, как я была поражена происшедшей с ним переменой. Но теперь как будто начала привыкать, прежние черты проступили сквозь годы и невзгоды. Да ведь и он, увидев меня, наверное, не обрадовался. «Я ещё хотел тебя спросить». Я взмолилась: «Ради Бога, не надо!» «Хотел спросить… у тебя были тогда неприятности?» По своей тупости я не поняла, о чём он. Какие неприятности? «Нас всё-таки часто видели вместе». А, сказала я, нет, ничего особенного не было. «Тебя вызывали?» «Всех вызывали». «И что же?» «Ничего. Расспрашивали о тебе». «Что же ты ответила?» «Я не помню». Наступила пауза, потом он спросил, знала ли я, что он вернулся. Знала; кто-то рассказывал… Не хотелось говорить ему, что я редко о нём вспоминала. И вообще считалось, что оттуда не возвращаются. Я взглянула на часы. «У тебя дела?» Вместо ответа я спросила: «Ты завтра уезжаешь?» «Улетаю». Он жил где-то далеко, может быть, в тех же местах, где освободился. «М-да. Ну что ж». Он встал и подошёл ко мне. Я стояла лицом к окну. Вот так и бывает — люди встречаются, потом снова расстаются, на этот раз навсегда. Он медлил, переминался с ноги на ногу; может быть, ждал, что я скажу: побудь ещё немного. Мне хотелось, чтобы он ушёл. «Что я хотел сказать… — проговорил он. — Послушай, Аня», — и положил руку мне на плечо. Я отстранилась. «Хочешь, — сказала я, — посмотрим альбом?» «Альбом?» «Да. У меня сохранились фотографии». «И мои?» «Твои нет. К сожалению. Сам понимаешь… Ладно, — сказала я, видя, что моё предложение не вызывает у него интереса, — пошли, выпьем на посошок». «Слушай, — сказал он быстро, — только не удивляйся. И не говори сразу нет. Это, конечно, смешная идея, нелепая идея, но мы больше не увидимся. А может, и не такая нелепая… Мы не увидимся. Я хочу сказать, что… Ну, в общем, жизнь прошла!» Я рассмеялась: «Это ты и хотел мне сообщить?» Не отвечая, он отодвинул меня от окна и одним движением задёрнул шторы. «Что ты делаешь, зачем?» «Свет. Слишком яркий свет, — сказал он. — Аня, мы можем возместить». Я ничего не понимала. «Мы можем возместить, — повторил он тупо. — Не говори нет. Пожалуйста». «Что возместить?» «То, чего мы не сделали. То, что мы потеряли». Я спокойно возразила: «Я ничего не потеряла». «Нет, мы потеряли. Аня, это моя просьба. Не возражай». Тут, наконец, я упала с облаков. И, конечно, сказала самое банальное, что говорится в этих случаях: «Ты с ума сошёл!» «Нет. Не сошёл», — сказал он, не спуская с меня глаз, а вернее сказать, глядя сквозь меня. И добавил: «Я ради этого приехал». «Ага; вот как. Ты для этого приехал., — сказала я со злостью. — Спохватился. Через двадцать пять лет». «Аня». «Что Аня? Вот ты всё допытывался — была ли я с кем-нибудь и всё такое… А я, может, назло тебе… — Должна сказать, только теперь эта мысль пришла мне в голову. Но казалась мне очень убедительной. — Знаешь, как я была на тебя зла?» «За что?» «За что… Неужели непонятно? За то, что ты был мямлей, вот за что!» Он подошёл к нише. «Э! э! — сказала я. — Ты что делаешь?» Откинул занавеску. «Между прочим, мой сын должен сегодня притти», — заметила я. «Не придёт», — сказал он. |