
Онлайн книга «Голубиная книга анархиста»
И Валя остановилась. — Ой, Фуджик, ты чего? — Ничего, — буркнул он, — и не называй меня так. Все. Спать. И он скинул лапсердак и завалился в кровать. Валя еще посидела, допивая чай. Потом задула трепещущий гребешок огня и со вздохом улеглась. Два безукоризненно одетых господина беседовали: — Им непременно нужно чудо. — Чудо? Откуда же взяться чуду? — Они хотят чуда хотя бы на волосок. — Хм, где мы его возьмем? — Вынь да положь. Мне надоело их слушать, и я вышел из помещения, спустился по лестнице и оказался на дне колодца, образованного высотными домами, — взял и полетел вверх. И от моего полета окна почему-то распахивались и выпадали, разбивались вдребезги внизу. А я летел, яростно летел вверх в звоне стекол. Валя вначале спала без снов, а потом увидела елку, вросшую в угол дома, с единственной веткой, на которой коричневели тяжелые литые шишки… Тут же неподалеку возились друг с дружкой птенец какой-то лесной птички и черный вороненок. А в небе просто серебрилась одинокая звезда и над крышами каких-то гаражей проступал месяц. И все. В воскресенье они могли отдыхать, а кроликов накормил-напоил бы один Эдик за хорошую оплату. Но Вася вызвался все делать и в воскресенье. А Валя отказалась, ссылаясь на заповедь о выходном дне: «Помни день субботний, чтобы проводить его свято». На возражения Васи, что день-то не субботний, а воскресный вообще-то, она отвечала, что у евреев была суббота, а у православных — воскресенье, а так просто говорится по привычке. Вася не удержался и высказал сомнения насчет выходного у туалетной мафии с Мюсляем во главе. Ну а Валя отвечала, что теперь она не у Мюсляя. И Вася пошел один. Деньги, ему необходимы были деньги, чтобы уйти дальше. Когда он вернулся в вагончик на обед, там был Эдик. — Ну вот, сделаю вам проводку, хватит с керосинкой сидеть. Загорится лампочка Ильича, — говорил Эдик, вертя в толстых пальцах моток синей изоленты. Вася посмотрел на растрепанную Валю. Эдик с неудовольствием глядел на Васю, почесывал рыжеватые бакенбарды. — А что, уже обед? — Он посмотрел на часы. — И верно. Ладно, я потом приду. Как он вышел, Вася повернулся к Вале. — Ну? — напряженно спросил он. Валя повела на него крупными глазами. — Что же ты его не прогнала? — спросил Вася. — Священный же выходной?.. Или он не на все делишки распространяется, проклятье? И Валя кивнула. — Да. Сказано было, ибо не человек для субботы, но суббота для него. — Хых! Хыхых-хи-хи-хи, — засмеялся Вася. — Когда свалилась в яму овечка, разрешено было ее вытащить, хоть была и суббота. — Так ты овечка, упавшая? Падшая? — Я-а? — спросила Валя, прикладывая руки к груди. — За волосы он тебя тащил? Валя начала причесывать волосы. После обеда повстречавшемуся Эдику с легкой складной металлической лестницей на плече Вася сказал, что Валя очень просила не приходить по случаю субботнего священного дня. Эдик озадаченно глядел на Васю. — Что за чушь? — проговорил он. — Священного?.. Вася кивнул. — Да, ради субботы. — Погоди, — пробормотал Эдик, поглаживая округлый, тяжелый, плохо выбритый подбородок, — она что, еврейка? Вася пожал плечами. — Но сегодня воскресенье? — спросил с некоторым сомнением Эдик. — Она крещеная, — сказал Вася. — Ну и я, например, — сказал Эдик и достал золотой крестик на цепочке. — А чего же работаешь в священный день отдыха? — спросил Вася. Эдик вытаращил маленькие синие глазки на Васю, потом усмехнулся. — Чего ты мне, парень, тут баки забиваешь, ну? — Ничего не забиваю, — ответил Вася. — Помни день субботний, чтобы проводить его свято. — Так… субботний же, — сказал Эдик. — Суббота еврейская стала воскресеньем христианским. — Как это? — Да так. Как и вся библия. Как и сам господь бог. Был еврейским, стал христианским. — Да?.. — Ну. И Христос был еврейским парнем, а стал православным. Ну и католическим, конечно. Еще и протестантским. — Как это?.. — опешил Эдик. — А что такого? Это же общеизвестный факт. — Христос еврей? — спросил Эдик, прищуриваясь. Вася в свою очередь вытаращился на Эдика и хохотнул. — Хых-ха! Ха-ха… А кто же? Ариец? — Чего мелешь… — пробормотал Эдик с угрозой, сдвигая брови. — Ничего. Гитлер его и не любил, посылал в Тибет экспедиции за свастикой, зараза. Он же родился в Израиле. — Кто? — Иисус Христос. Звали его на самом деле Иешуа Га-Ноцри. — Кого? — Да Иисуса Христа. Это известно. Вы тут на ферме, конечно… Хых!.. Но вон телек есть. И в школе, наверное, где-то учились. — Я, парень, автотранспортный колледж закончил, — сказал Эдик. — Имени Е. Г. Трубицына. — И что, вам там не рассказывали… хотя бы про Булгакова? Да про него и в школе рассказывают. — Да я целый сериал с женкой и тещей смотрел «Мастер и Маргарита»! — воскликнул Эдик. — Там же и про Иешуа было. Эдик почесал подбородок и длинно сплюнул. — Там же звезд — куча. А еще второстепенных разных. Хрена ли упомнишь всех. Кто его играл? — Иешуа? — Ну. — Не помню… Какая разница? — Но, постой-ка. Ты говоришь, что этот… Йе… шу-а и есть Иисус? Так, что ли? — Да. — Тогда это же Безруков! Серега! Вот. Довольно глядя на Васю, Эдик вынимал сигареты, закуривал. Предложил и Васе, но тот отрицательно мотнул головой. — Безруков его и играл, — продолжал Эдик. — Но мне особенно Панкратов-Черный понравился. Классно играет… Опа! Просыпается с бодуна, а тут столик, водочка, икорка… и этот… Басилашвили собственной персоной. Дьявол. И баба, значит, Маргарита, лихо на швабре упражнялась, как в баре стриптизерши с трубой. Как она потом стекла колотила. Круть! Иногда и сам думаешь, такого бы лекарства пузыречек раздобыть да с авоськой булыганов отправиться в полет к администрации в гости. Перебить им все зеркала-окна-компьютеры. Вася вопросительно смотрел на Эдика. Тот кивнул. — Да, парень. Это только на первый взгляд тут все тишь да гладь да божья благодать. Боря из кожи вон лезет, крутится… Баба его Светлана… видел? |