Онлайн книга «Заморок»
|
Лора тихонько-тихонько смотрела вперед. Я досчитала до пять. Лора сказала: — Да. Лора двигала своими губами, вроде чужими. Я подумала, что это водка. Если человек выпьет через край, тогда получаются чужие губы. Я видела у Фроси. Конечно, Фрося и Лора — это разное. В эту самую секундочку Лора открыла ящик нанизу стола и вытянула четвертинку. Рука у Лоры была уже тоже вроде чужая. Конечно, я по-товарищески подхватила четвертинку и спросила: — Куда лить, Лора Николаевна? Лора раззя́вилась: — Давай! Божжжже! По правде, я заклякла на месте. Лора начала вся-вся-вся труситься. И язык у Лоры трусился тоже. В четвертинке было мало-мало. Я вылила все-все в Лору. Получился добрый глоток. Лора сглотнула, а рот свой не закрыла. Я поднесла Лоре бутылку под самые уже тоже чужие глаза Лоры и сказала: — Лора Николаевна, смотрите! Пустая! Лора закрылась. Я поставила четвертинку в ящик и пошла с комнаты. Я не сказала Лоре «до свидания». Я себе решила, что сейчас ничего не было, а «до свидания» — это ж когда было. Потом я подумала, что сама по себе Лора и не вспомнит, что было. Фрося всегда не помнит. А вспомнит Лора, так решит себе, что ничего и не было. Оно ж когда человек……………… В буфете заседала Валентина, а все-все с наших были вокруг. Я сразу подумала, что Валентина заседает про Надежду. Я не хотела с всеми. Валентина уйдет, а Катерина ж будет еще обсуждать. А с кем обсуждать такое? Со мной. И намеченное получилось. — Ой, Мария, ты швэ́ндяешь хто зна дэ, а Валька-пройда всэ вы́знала! Валентина рассказала, что Александр Иванович сильно расстроился, когда Александру Ивановичу лично позвонила больница про Надежду. Больница Надежду уже перетащила с того света сюда. Кишки у Надежды не повылазили, а ничего хорошего, потому что не дай Боже жить с такими кишками. Умирать с такими кишками — тоже не сильно хорошо, а уже ж оно как-то… Александру Ивановичу рассказывали, а как раз заявилась Лора. Лора в ту секундочку про кишки не знала, а заявилась про День армии, так и сказала с порога, что надо обсудить день. Лора пришла и услышала, что Александр Иванович от коллектива просит больницу хорошо вылечить Надежду. Александр Иванович телефон положил, а Лора и спросила. Александр Иванович рассказал. Лора подскочила и давай виниться про Надежду, что Лора разов пять беседовала с Надеждой как председатель женсовета, что Лора была не чуткая к Надежде, что Надежда просила Лору замолчать про все. Лора зарюмсала, что пойдет напишет на себя в милицию. Лора б и пошла, а Александр Иванович сказал, что женщины в нашем коллективе хуже баб, что у него уже нету здоровья трудиться. Лора сказала, что и перед Александром Ивановичем виноватая за здоровье Александра Ивановича. Александр Иванович плюнул на пол, а потом Лору обхватил, чтоб, может, успокоить, аж груди у Лоры смялись, у Александра Ивановича ж руки ой какие… Катерина аж задохлась: — И ты подумай, Мария, какая сволота этая Валька! Ну откудова Валька знает про какие у кого с мужчин руки?! Я сказала, что ничего Валентина доподлинно не знает, а дразнится. Что Валентина завидует Катерине, про которую все-все знают, что мужчины Катерину любят, даже и руками любят тоже. Катерина мотнула головой. Так Валентина рассказала, что Александр Иванович крикнул Валентине, чтоб Валентина летела до Дмитра за четвертинкой. Валентина слетала. Александр Иванович налил Лоре полстакана и сказал пить. Лора послушалась и выпила до самого конца. Потом мо́вчачки цапнула четвертинку и айда. Александр Иванович сказал, что поедет в больницу и тоже ж айда. От такое дело. Катерина вытянула рот по ниточке. Я вытянула рот тоже. По правде, в эту секундочку я пожалела про что не сказала Лоре «до свидания». Хорошо б было рассказать Катерине для дружбы. Да. А несказанное назад не повернешь. Конечно, это все на свете сделалось не само. Это сделалось по намеченному. А наметка была моя. Симкина мне говорила, что хорошая портниха дает крепкую наметку. Живая нитка любит рваться. Надо понимать. Считай, Надежда уже порвалась. Лора, считай, тоже. А и Катерина попалась под иголку. Катерина ж баба с баб. Наметка мне понравилась. А день мне не нравился и не нравился — хоть что. С всех сторон плохо. В своей жизни я узнала, что если что человеку не нравится, надо, чтоб сделалось еще хуже. Плохое человек с своей головы всегда не выкида́ет. Гадает, может, ничего, может, устроится. А если еще хуже — получается совсем конец. А конец, так начинай сначала. Я себе решила, что Яков будет которое хуже с хужего, что надо идти до Якова. Я пошла до Якова с словами про волнение. Яков же ушел с моего дома больнюсенький-больнюсенький. По правде, я сильно надеялась, что Яков как-нибудь по дороге на работу умер. Яков не умер, а сидел и ковырял доску лобзиком или чем. В коридоре я еще раньше увидела возле стенки поздравление в рамке буквами спиной. С спины было некрасиво и непонятно. Конечно, спереди всегда красивей и понятней, и у человека тоже. — Здравствуйте, Яков! Я про вас волновалась! — О! Изергиль! А мне уже совсем хорошо. Про Надежду слышала? — Ага… — Дурная! Любовь ей! — Может, не любовь… — Не. Любовь. Когда с уксусом — любовь и точка. — А вы не знаете, кого Надежда любит? — Скорей всего, мужчину. — С коллектива? — Тебе зачем? — Для жизни. — Дурная! Я тебе показывал на пальце про твою жизнь! Не про то думаешь! — Я и про то думаю тоже. — И шо? — Яков, у вас здоровье… Может, вы обойдетесь про Бога… Хоть чтоб не на небо… Яков пилил лобзиком и пилил, вроде выпиливал за мной и за собой тоже все-все слова. А я ж, не дай боже, — не Бог. И Яков тоже. Я подумала, что, может, Яков сегодня пилит на подмене у Мойсея. Потом я подумала, что тогда чьи слова пилятся? Я видела в горсаду слова на памятнике героям, мне понравилось. Яков сказал: — Я для начала хотел обойтись. Хотел проклянуть Бога. |