Онлайн книга «Дилетантское прощание»
|
– У меня все хорошо, – говорил я сестре. – Как ты поживаешь? Ведь мы не виделись аж с пяти часов. – Я не представляю, как ты там выдерживаешь, – сокрушалась Нандина. – Хоть есть где присесть? Чем ты заполняешь вечера? – У меня много мест для посиделок и уйма всяческих занятий. Например, вот прямо сейчас… Ой! Извини, дела! Я вешал трубку и смотрел на часы. Неужели только восемь? Я подносил циферблат к глазам, проверяя, что секундная стрелка движется. Она двигалась. Иногда звонили в дверь. О, как я ненавидел этот звонок с его мелодичным «динь-дон». В голосе его слышалось что-то церковное, что-то заносчивое. Не открыть было нельзя, поскольку меня выдавала машина, припаркованная перед домом. Вздохнув, я плелся в прихожую. Чаще всего визитером оказывалась Мэри Клайд Раст. Джим, кстати, не приходил. Он как будто не знал, о чем со мной говорить, а вот Мэри Клайд ничуть не терялась: – Я понимаю, Аарон, ты не расположен к общению, поэтому даже не буду входить. Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. У тебя все хорошо? – Все прекрасно, спасибо. – Вот и славно. Рада это слышать. Мэри Клайд энергично кивала и, развернувшись на каблуках, уходила прочь. Я предпочитал тех соседей, которые меня избегали. Кто, утром выгуливая собаку, тотчас отводил взгляд, заметив меня на крыльце. Кто, собираясь ехать на работу, сразу отворачивался, когда я садился в свою машину. Однажды вечером я, откликнувшись на дверной звонок, на пороге увидел бочкообразного незнакомца с каштановой бородкой и копной седоватых волос. – Гил Брайан, генеральный подрядчик, – представился он и всучил мне свою визитку. Влажные подглазья, блестевшие под светом фонаря, сообщали ему благонадежный вид, и только поэтому я не захлопнул дверь. – Это я залатал вашу крышу. – Ах так. – Гляжу, за починку вы еще не брались. – Пока нет. – Ну, теперь у вас моя карточка, если что. – Благодарю. – Наверное, сейчас вам не до ремонта. – Хорошо, спасибо. – Я все же закрыл дверь, но осторожно, чтобы не вышло грубо. Мне понравилась его деликатность. Однако я бросил визитку в фарфоровое блюдо, ибо нарочно не замечал дырявость крыши, как недавно не замечал врачей, выглядывавших в приемный покой. Вот как надо было ответить: «Какая еще крыша? С моей крышей все в порядке». Я не разрешал себе укладываться в постель раньше девяти вечера. И настраивался перед сном почитать, зная, что усну не сразу. На тумбочке лежала толстая биография Гарри Трумэна, которую я начал еще до несчастья. Но с тех пор продвинулся не сильно. «Чтение уходит первым», – говорила моя мать, имея в виду, что горюющий мозг отторгает подобную роскошь. Она уверяла, что после смерти нашего отца не читала ничего серьезнее утренней газеты. Тогда ее слова казались мелодраматической позой, а сейчас я обнаружил, что в шестой раз перечитываю один и тот же абзац, но не понимаю его содержания. Веки мои тяжелели, и я испуганно вскидывался, когда соскользнувшая с одеяла книга падала на пол. Я брал пульт, включал телевизор, стоявший на комоде, и смотрел, вернее, тупо пялился на все подряд: документальные фильмы, ток-шоу, рекламу. Я слушал бодрые голоса, скороговоркой поминавшие побочные эффекты лекарств, которые они впаривали. – Ну да, ну да, – отвечал я. – Завтра же сбегаю куплю. Подумаешь, неудержимый понос, почечная недостаточность и внезапная остановка сердца! Дороти злилась, когда я вот так разговаривал с телевизором. – Перестань! – просила она. – Уши вянут от их болтовни! В спальне стоял маленький телевизор, по которому иногда, готовясь ко сну, мы смотрели вечерние новости. Большой телевизор был на веранде. Старый «Сони Тринитрон». В больнице Джим Раст передал мне слова пожарного: телевизор-то, сорвавшийся с кронштейна, и размозжил грудь Дороти. Телевизоры этой марки ужасно тяжелые. Одно время мы с Дороти подумывали купить современный телевизор с плоским экраном, но решили, что нам это не по карману. А если б купили, она была бы жива? А если бы тот пациент явился на прием? К моменту, когда упало дерево, она бы еще не вернулась с работы. А если бы она не пошла на веранду, но осталась в кухне… А если бы я сказал: «Ну может, я отыщу твои крекеры», – и помог ей в поисках, а потом сидел бы рядом и смотрел, как она ими хрумкает… Но нет, нет. Я надулся как индюк и уковылял в спальню, словно это так важно, что она не согласилась на сухарики. О, как часто я ворчал на ее привычку повсюду оставлять использованные салфетки и кружки с недопитым кофе, на ее манеру ни в грош не ставить порядок и домашний уют. Господи, подумаешь! А еще Дороти любила похвастать тем, что она – дипломированный специалист. С кем-нибудь знакомясь, никогда не представлялась по имени, но говорила «доктор Росалес», причем так, будто и сейчас на ней белый халат. (По правде, она редко с кем знакомилась, поскольку не видела смысла в приятельском общении.) А эта ее любовь к тяжелым, чуть ли не ортопедическим ботинкам? Иногда они казались знаком самодовольства. Мол, вот какая я серьезная и высокодуховная – не чета всем вам. Сейчас было приятно перебирать ее недостатки. И не только потому, что я удивлялся, как они могли раздражать. Я надеялся сохранить в себе это раздражение и тем самым изгнать тоску по Дороти. Однако не вышло. Мне хотелось, чтоб она знала: в больнице я был неотлучно. Ужасно, если б она подумала, что я бросил ее одну. И вот уж ее бы насмешили все эти соседские кастрюльки! Я понял, что самое скверное в потере жены: чертовски хотелось ей обо всем рассказать. Телевидение проникало в мои сны, если тревожное полузабытье можно назвать сном. Мне снились эскалация войны в Ираке и кампания Хиллари Клинтон по выдвижению ее кандидатом от демократов. Я ворочался на дистанционном пульте, и тогда вдруг кто-то вопил: «…нержавеющая сталь… двояковогнутые поверхности… отменное качество…» Я подскакивал и таращился во тьму, сердце колотилось бешено, во рту было сухо, как в пустыне. Я выключал телевизор, падал в кровать. Зажмуривался и сквозь зубы шептал: «Спи, черт бы тебя побрал!» Вы, может, думаете, мне снилась Дороти? Нет. В лучшем случае иногда мнился легкий спиртовой душок, который она приносила с работы. Когда мы поженились и стали спать вместе, запах этот навевал яркие сны о детстве – визиты врача, прививки и прочее. Нынче этот призрачный запах меня пробудил, и я даже раз-другой окликнул ее по имени. Но ответа не получил. Поток кастрюлек истончился, ручей сочувственных посланий зачах. Неужто люди так забывчивы? Да, конечно. Ведь ежедневно случались новые трагедии. Никуда не денешься. |