Книга Лед как пламя, страница 34 – Сара Рааш

Она ловит мой взгляд.

— Ты же расскажешь мне о праздновании? Когда вернешься?

Я закусываю щеку изнутри. Если вообще будет что рассказывать.

— Я скоро вернусь.

Несса опускает плечи и садится рядом с Дендерой в углу моей спальни. Она кажется… подавленной. Несса ожидала, что я возьму ее с собой? Даже если бы я и хотела, ее братья никогда бы подобного не допустили. И были бы правы. Несса тихо улыбается мне перед моим уходом. Ну вот, она в полном порядке. Это жара делает нас всех раздражительными.

Дендера позволяет мне остаться в моих ну никак не подобающих празднованию штанах и рубашке — сдержанных, но более уместных в Саммере, чем любое платье.

Я встречаюсь с Тероном и нашим сопровождением в коридоре. Обняв меня за талию, принц непринужденно просовывает большой палец в петлю на моем поясе. Я не противлюсь этому, пытаясь морально подготовиться к предстоящему.

Слуги ведут нас в зал для торжеств. Призывная дробь барабанов вибрацией отдается от песчаных стен. С улицы тоже доносится приглушенная барабанная дробь — в городе начинаются шумные вечерние празднования. Становятся слышны голоса и смех. Мы ныряем в арочный проход, и перед нами разворачивается вечеринка.

Мы оказываемся в огромном зале под открытым небом. Окаймляющие его колонны задрапированы оранжевым, красным и золотым шелками. Четыре яруса балконов упираются в густо-синее темнеющее небо. Огонь пылает в расставленных по углам костровых чашах, мерцает разожженными факелами на стенах, изрыгается факирами поверх тесно столпившихся людей. Повсюду звучат тосты и веселые крики. Слышится звон бокалов.

Если я считала, что в борделе жарко, то здесь настоящее пекло. Стоящий у стены факир изрыгает пламя, и я ощущаю, как тепло огня оглаживает мою кожу неверными, но настойчивыми пальцами. Винтерианцы окружены аурой прохлады, а от саммерианцев волнами исходит жар. Он обволакивает меня, безжалостно опаляя. Такая жара может свести с ума.

Терон ведет меня в зал, притягиваемый мелодией барабанов и беззаботным смехом. Мой взгляд мечется в толпе собравшихся: каждое клеймо в людском море для меня словно маяк. Рабов тут не меньше, чем свободных людей, — они подают еду и напитки или танцуют с придворными. Даже те, кто подает закуски, скользя с подносами над головами, похоже, наслаждаются происходящим.

Симон на этот раз одет и восседает на помосте, установленном в центре зала. Над помостом раскинут огромный оранжевый балдахин, в пульсации огней вспыхивают лучи солнца, вышитые золотой нитью. Симон возлежит с якимианкой, которую я видела утром. Заметив нас, она быстро шепчет ему что-то на ухо. Симон мгновенно переводит взгляд к подножию помоста и расплывается в улыбке.

— Королева Винтера! — вскакивает он, не удосуживаясь поприветствовать Терона.

Почему король Сезонов так беззастенчиво пренебрегает принцем Гармонии?

Корделл не торгует с Саммером, а значит, бесполезен для Симона. И король явно не стремится наладить с ним связи, потому как, спустившись с помоста, практически отталкивает Терона, чтобы обнять меня рукой за плечи.

— Мира! Могу я звать тебя по имени? — Симон хватает с подноса мимо проходящего слуги бокал и сует его мне.

Я принимаю бокал, только чтобы король не облил меня и не уронил его, разжав пальцы.

— Попробуй… не пожалеешь. Красное вино десятилетней выдержки. Восхитительное.

Он тянет меня вперед, пытаясь затащить под балдахин на помосте, но я упираюсь и, размякнув от жары, спотыкаюсь. «Не глупи», — эхом отдается в памяти голос Кэридвен.

— Благодарю, — выдавливаю я и высвобождаюсь из его хватки, прежде чем мы соприкоснемся с ним кожей. Его воспоминания я предпочту никогда в жизни не видеть. — Но принц Терон куда больший ценитель вина.

Он удивленно моргает, когда я впихиваю ему в руку бокал.

— Да, — соглашается он и обращается к Симону: — Я обожаю вино.

— Неужели? — улыбается Симон. — Ах да, Корделл ведь делает неплохой эль. — Он задумчиво щурится, снова повернувшись ко мне. Потом радостно щелкает пальцами, будто его осенила прекрасная идея. — Я знаю, чем соблазнить тебя, королева Винтера!

Я еле сдерживаюсь, чтобы не скривиться. Симон разворачивает меня и указывает на дальнюю стену.

— Еда! Столы, полные изысканных лакомств Саммера. Даже не говори мне, что не любишь поесть.

Его невинное предложение вызывает у меня улыбку, и Симон восторженно хлопает в ладоши, радуясь тому, что нашел то, чем меня можно «соблазнить».

— Идем, идем!

Взяв меня под руку, он направляется к столикам, даже не оглядываясь назад. Терону со своей охраной приходится следовать за нами. Он покусывает губы, сдерживаясь, чтобы не возмутиться из-за вопиющего пренебрежения саммерианского короля.

Столики с едой расставлены между двумя колоннами, задрапированными блестящей желтой тканью. За ними, у самой стены, потрескивает в чашах пламя. Его огненные языки вытягиваются на приличную высоту: полагаю, все это скорее часть декора, чем необходимость. Вокруг столов снуют слуги, наполняющие блюда и развлекающие гостей. Чуть в стороне факиры танцуют, выдувая изо рта трепещущее пламя и рисуя в воздухе красивые узоры огненными шарами на концах цепей. Слугам приходится подныривать под эти цепи и уворачиваться.

Симон с улыбкой любуется огненным шоу.

— Красота, правда? О, попробуй вот это — тушеный сладкий картофель с арахисом. И это! — указывает он на хлебную пиалу, заполненную комкообразной золотистой жижей. — Вкус этого блюда — само блаженство! — Симон машет рукой танцовщице: — Покажем нашим гостям истинное саммерианское празднование?

Лицо танцовщицы освещается яркой улыбкой. Она кивает и отходит к музыкантам, отбивающим на барабанах ровный однообразный ритм. Поняв, что от них требуется, они резко ускоряют темп — быстрые удары палочек извлекают из тамбуринов мелодию, которая пульсацией отдается в моем теле.

Факиры начинают танцевать — в одном ритме выдувают пламя и крутят цепями с огненными шарами на концах. Пламя, жар от него, притоптывание ногами, вращение бедрами, головокружительные узоры пламени и энергия танца гипнотизируют всех вокруг меня. Симона, его придворных, корделлианских солдат, даже моих собственных охранников и Терона, которые взирают на представление больше с благоговением, нежели со страстью саммерианцев. Сами танцоры — исключительно саммерианцы — улыбаются и смеются, поглощенные действом. Рабы не участвуют в представлении, но восторженно любуются им.

Наблюдая за танцорами, я замечаю, как то тут, то там дает трещину аура счастья. Одна из танцовщиц оступается и припадает к земле с болезненной гримасой на лице, неловко подвернув ногу. Однако улыбка возвращается на ее лицо, а тело продолжает двигаться в танце, будто ничего не случилось. По лицу другого танцора рекой течет пот, от рваного дыхания ходуном ходит грудь, но и он улыбается, сжав зубы и превозмогая себя.