Книга Родной берег, страница 66 – Уильям Николсон

Потом Эд и Памела ушли гулять. Они рисовали узоры на выпавшем снегу, пока новый снег не скрыл рисунки и не завалил следы.

За обедом Эд попросил пива:

– Хочется хорошего крепкого биттера.

Мистер Лотт нацедил в погребе целую пинту, Эд выпил до дна, попросил добавки и удалился в бильярдную.

– Он столько пьет, – посетовала Китти. – Нельзя попросить Лотта не подавать пива?

– Неудобно как-то, – объяснил Джордж. – Разве можно диктовать другим, как им жить?

– Тебе лучше самой поговорить с ним, Китти, – посоветовала Луиза.

Проблема в том, что Эд знал свою норму. Он не становился шумным или навязчивым. Наоборот, только больше отдалялся. Ближе к ночи, уже перейдя на скотч, Эд словно превращался в живого мертвеца – медленно бродил по дому, глядя в пространство. В такие моменты Китти охватывала пугающая ярость: хотелось ударить Эда, чтобы закричал от боли. Что угодно, лишь бы обратил на нее внимание.

Памела отправилась вместе с посудомойкой Бетси на поиски яиц. Куры повадились класть их в новых местах: прогретые бойлерами кладовка и мастерская подходят как нельзя лучше. Памела обожала Бетси и беспрекословно выполняла все ее поручения – к недоумению Китти, которая однажды все-таки не утерпела:

– Почему ты так любишь Бетси?

– Потому что я не обязана ее любить, – ответила Памела.

Иногда дочь говорила словно взрослая. Как может четырехлетний ребенок так хорошо владеть собой, пугалась Китти.

Она направилась в бильярдную поговорить с Эдом. Там было неуютно: огромный камин напротив широкого окна не горел, из вентиляции под потолком дуло. Эд склонился над бильярдным столом, прицеливаясь. Полупустой стакан скотча стоял на полке.

– Развел бы огонь, – сказала Китти.

– Только дрова переводить, – буркнул Эд, даже не обернувшись.

Он ударил и промазал:

– Черт.

Видя, как он, волоча ноги, обходит бильярдный стол и глядит на шары, Китти поняла, что он безбожно пьян.

– Не надо так, Эд, – мягко попросила она.

– Не надо – что? – Так много пить.

– Ничего страшного, – отмахнулся он. – Это успокаивает.

– Слишком успокаивает. Такое спокойствие никому не нужно.

– Очень жаль, – выговорил он с усилием. – Но я с этим ничего не могу поделать.

Эд снова прицелился.

– Можешь. – Китти впилась ногтями в ладонь. – Все ты можешь, если постараешься.

– А, ну, если постараюсь. Да, если постараюсь, я все могу.

Вот что бесит ее, когда он пьян. Говорит пустые слова и ничего толком не воспринимает.

– Прошу, Эдди, – Китти повысила голос, – ради меня.

От удара кия шары разлетелись с сухим треском.

– Пожалуйста, постарайся ради меня, – повторила она.

Наконец Эд выпрямился и обернулся:

– Ради тебя – что угодно. Что именно я должен сделать?

– Я просто хочу, чтобы ты меньше пил.

– Договорились. Это просто. Я буду пить меньше. Что еще? – Это все.

– Ты не хочешь, чтобы я стал лучше как муж? Как отец? Как человек?

– Нет…

Но на него словно накатило нечто, чего Китти раньше не видела, – лицо исказилось, голос стал пронзительно-резким.

– Я такой, какой есть, Китти. Я не могу измениться. Ничего хорошего. Я всегда знал, что ничего хорошего не будет.

– Но, Эд, о чем ты?

– Я не могу стать таким, каким ты хочешь меня видеть. Не могу.

Он трясся, почти крича – не на нее. Китти в ужасе смотрела на мужа. Казалось, некая невидимая сила пыталась сковать его по рукам и ногам, а он отбивался, силясь освободиться.

– Не надо никем становиться, – пролепетала Китти, – правда, правда.

Она попыталась погладить его, чтобы успокоить, но он лишь злобно отшвырнул ее руку:

– Нет! Прочь! Уходи от меня!

– Эдди, пожалуйста!

Китти чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Но продолжала злиться. Почему он так себя ведет? И почему во всем виновата она?

Эд схватил полупустой стакан, допил одним махом и протянул жене:

– Хочешь знать, почему я столько пью? Потому что для тебя же лучше, если я пьян.

– Нет! – воскликнула Китти. – Нет, не лучше!

И тут ее гнев прорвался наконец наружу.

– Меня бесит, что ты все время твердишь, будто делаешь это для меня. Ты не для меня это делаешь. Ты делаешь это для себя. Чтобы сбежать. Как трус. А по какому праву? Сам удираешь и все бросаешь на нас. Это нечестно. Неправильно. Чертова зима измотала всех, не только тебя. Хватит уже, господи прости, жалеть себя! Может, ты хоть чуть-чуть возьмешь себя в руки?

Эд молча смотрел на нее, и гнев Китти смягчился.

– Пожалуйста, – добавила она уже мягче.

– Хорошо, – ответил он. – Знаешь, что мне нужно? Воздуха глотнуть. – И стремительно вышел из комнаты.

Китти опустилась в угловое кресло и обхватила себя руками: ее била дрожь. Здесь ее и нашла Памела.

– Смотри! – Она протянула корзинку. – Четыре яйца. – А потом, оглядев холодный, брутальный интерьер, спохватилась. – А где папа?

– Вышел.

– Но снег еще идет.

– Думаю, папу это не пугает.

* * *

Вернувшись, Эд тут же начал разводить огонь в камине большого зала – помещение всю зиму держали запертым, чтобы сберечь тепло. К их разговору он не возвращался, напустив вид деловитый и озабоченный: дескать, некогда болтать. Измученная и несчастная, Китти сидела у камина в Дубовой гостиной и думала, как быть дальше.

Подошла Луиза:

– Что такое задумал Эд? Он двигает мебель в зале.

– Понятия не имею, – ответила Китти. – Мы немного поругались.

– О, мы с Джорджем постоянно ругаемся, – успокоила Луиза. – Женатым можно.

– Мне это не нравится, – нахмурилась Китти. – Мне страшно.

Тут появился и сам Эд.

– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал он Китти.

Она последовала за ним по коридору и прихожую в зал. В камине весело пылал огонь, на столиках сияли свечи, отбрасывая мягкий свет на алую ткань обоев. Эд сдвинул диваны и кресла в угол и закатал ковер. На столе у двери стоял патефон.

– Что это, Эд?

Ставни на высоких окнах были открыты, и белый свет, льющийся снаружи, странно контрастировал с янтарным сиянием камина и свечей.

– Наш бальный зал, – объяснил Эд.

Он крутанул ручку, и пластинка начала вращаться. Затем опустил звукосниматель. Комнату заполнила танцевальная мелодия.