
Онлайн книга «Внучка берендеева. Летняя практика»
— Не захотела. — Да сядь уже… не маячь. Села. Но в отдалении. И этак осторожно, будто опасаясь, что Еська передумает. Этак кошка сидит, привыкшая, что хозяин в нее и сапогом, и чем иным кинуть способный. — Почему сразу не рассказала? — Я… не знала… как ты и… Она вздохнула. То есть не доверяла. И винить ее не за что, потому как доверия Еська не заслужил. — Что ж, спасибо, что не пырнула. — Я не убийца, — сказала она жестко. — В тот раз… просто получилось. Спорить Еська не стал. Кто он таков, чтобы судить. Вдалеке завыли волки, и так громко, что Щучка вздрогнула. — Не бойся, не тронут. — Здесь… все иначе. В городе понятно… в городе я не заблужусь, а тут… куда ни глянь — все одно… деревья и кусты. Кусты и деревья. Еська кивнул. Он прекрасно понимал, о чем она говорит. И сам, впервые в лесу оказавшись, растерялся. Казалось-то, что ничего сложного. Деревья. Кусты. Трава. Из зверья — волки, от которых легко на том же дереве спастись. А вышел за ограду поместья и… вроде шел-шел все время по прямой дороженьке, весь умаялся, а вышел вновь же к поместью, правда, с другой стороны. Там-то его и встретили. — Отец не простил бы ослушания, но ему недолго осталось. И я решила пересидеть у… знакомых одних. — Подвели? Она дернула узким плечом и помрачнела. — Отец седмицу уже как… и у меня дар… читала кое-что… мне сонную травку в суп кинули… а я… я многие травы на вкус умею различать. С отцом за столом сиживала… он учил. — Она говорила, старательно не глядя на Еську, будто и не ему рассказывала, но просто так. И это тоже понятно. Если кому-то, то выходит, будто ты на судьбинушку свою жалуешься. А жалобщиков на улицах крепко не любят. А вот просто так… бывает. — Я и подумала, что это… не просто так… я легла, будто сплю… и послушала… а они… спорили… продать меня хотели… Звяг сказал, что родителям мужа моего… надо… они хорошо отсыплют… что рады будут… а в дурном доме ничего не дадут. Рожа кривая. И с норовом я. Еська плечом повел. Что сказать? Там, на улицах, верить можно не всякому. — Я ему жизнь спасла. Отец гневался, а я заступилась… и потом еще попросила… не отца, другого человека, который в ученики взял… и он мне был обязан… Только забыл про это с легкостью. Или даже с радостью. Быть благодарным кому-то — тяжкий труд, не всяк с ним справится. — Дверь заперли. Но мне что дверь… я умею… кое-что умею… вот и ушла… думала к тебе вернуться, но… в доме эти две… нелюди… и ждали еще… отец призвал. Она шею потерла, прикрывая ладонью вспухший шрам. — Злился крепко за самоуправство… но после сказал, что к лучшему… и он всегда слово данное держит. Велел отнести тебе. Щучка вытащила из-под полы грязный пакет, запечатанный красным сургучом с оттиском крысиной лапы. — Вот. — Щучка вновь дернулась, когда волки завыли, и на сей раз они явно ближе подошли. Этак если и дальше тут стоять, то и повстречаться можно. А выяснять, есть ли у волчьей стаи свой к людям интерес, Еська не собирался. — Потом. — Он взял женушку за руку. — Идем. — Куда? — Туда. — Еська указал на заросли лещины, в гриве которой вот-вот должны были появиться зеленые шарики орехов. — Или у тебя другие планы? Понурилась. Нет у нее других планов. Она вообще слабо представляет себе, как жить дальше. И верно. Без защиты отыщут старые приятели, не столько, чтобы за свои выдуманные обиды отомстить, хотя и этаких найдется не один десяток, сколько желая угодить новому властелину подземелий. А уж тот наглую девку, надо полагать, не пощадит. — Идем. — Я… — Она потрогала щеку, на которой набрякло алым цветом клеймо. — Меня… там… — И там, и тут… пойдем. С братьями познакомлю. Амулет сняли? Кивнула. — Слушай! — Еська ее просто поднял и подивился, что легка она. И вправду истощала на свободных-то харчах, этакую не то что волк — ворона утянет. — Их тебе бояться незачем. Они хорошие… местами… Егор точно про клеймо молчать не станет. Скривится. И выплюнет сквозь зубы едкое словечко, а то и два, от которых Щучку в краску кинет. А у Еськи руки зачешутся в морду боярину дать. Емелька встрянет, утешая… и гнев вытянет. Рядом с ним гневаться не выходило никогда. Евстя промолчит, но выразительно, в кои-то веки с Егором согласный. Ерема… Еремы больше нет. — Как ты меня нашла-то? — Девку упрямую он на плечо закинул, а та лишь пискнула сдавленно, но вырываться — уже за это спасибо — не стала. — Так ведь обряд… — Какой? — Свадебный. Или уже позабыл? Вот язык бы ей покороче, глядишь, и морда была б целой… ладно, с языком аль нет, но не волкам же ее бросать. Еще потравятся. — Мы кровь мешали… и пробовали… — Ну? — Так ведь… мне как-то книга одна попалась, там писано было, что если ты чьей-то крови испробовал, то потом эту кровь можешь почуять хоть за версту, хоть за десять… хоть за сто… Интересная, должно быть, книга. — И я попробовала… сначала общее направление взяла, а потом… с Шаличей за вами шла… на броду оторвалась. Я с тобой хотела переговорить, а ты все время при людях… и амулет мой… работать перестал. Без него, сам понимаешь, показываться кому-то… ты опусти, я сама пойду. И сбегать не стану больше. Вздохнула и добавила: — Некуда мне. Может, оно и так, да только, пока на плече лежит, Еське поспокойней будет… Марьяна Ивановна сидела на завалинке, петлю с петлей перекидываючи. Пальцы у ней паучьи. Глаза холодные. — И куда ж это вы, детоньки, хаживали? — спросила она голосочком ласковым-преласковым. — Туда, — ответил Арей и на улицу указал. Мол, домов премножество, выбирай любой, который по нраву. Марьяна Ивановна только головой покачала с укоризной. Мол, могли б и прямо ответить, а не юлить. — А вам не сказывали, что гулять поодиночке небезопасно? — Так мы не поодиночке, — возразил Арей. И я кивнула. — Вдвойгу мы. Стало быть, безопасно. Ну, как тут вовсе безопасно быть могет. — Шуткуешь все… гляди, дошуткуешься… а невестушка твоя сбегла. Арей на меня глянул. Нет, я не сбегла. Стою вот. |