Онлайн книга «Все пропавшие девушки»
|
Рядом с Эвереттом и я весьма уверенно шла по коридору лечебницы. Сейчас, сейчас все ему подчинятся; иначе и быть не может. Когда Эверетт скрылся в кабинете заведующей, дежурная на рецепции вскинула бровь – дескать, твой? Покривив уголок рта, дала понять: «Хорош». Я кивнула: «Еще бы». Затем оценивающий взгляд сместился на меня, осудил одежду не по размеру, растрепанный хвост; пожалуй, отметил и дрожь в руках. – Я пришла к отцу. Его зовут Патрик Фарелл, – сказала я. – Секундочку. – Дежурная взяла телефонную трубку. Медсестра, та же, что и в первый день, проводила меня в общую комнату, где папа раскладывал пасьянс – вроде солитер, но правила у папы явно были свои собственные. – Смотрите, Патрик, кого я вам привела. Вашу дочку! Папа поднял взгляд, улыбнулся широко, осмысленно. – Привет, Ник. Простая фраза – а есть ли что прекраснее? – Вы сегодня популярны, Патрик, – сказала медсестра и собралась уходить. Я схватила ее за руку. – Кто еще здесь был? Полиция, да? – Полиция? – опешила медсестра. Уставилась на мои пальцы, вцепившиеся ей в рукав. Я отдернула руку. – Нет, не полиция. Один парень, он всегда с вашим отцом обедает. Медсестра разгладила рукав, словно он помялся от моей хватки. – Дэниел? – спросила я, взглянув на папу. Она покачала головой. – Нет, не ваш брат. Другой парень. Патрик, кто к вам по пятницам приходит, а? Папа забарабанил пальцами по столу, улыбка сделалась плутовской. – А это мой секрет. Мне оставалось только улыбнуться медсестре: мол, юморист у меня папочка. – Так кто к тебе приходил, папа? – Он просил не говорить. Папа рискнул рассмеяться. Медсестра подмигнула ему, обратилась ко мне: – Шатен с синими глазами. Симпатяга. Всегда джинсы носит и рабочие ботинки… Я повернулась к папе. – Тайлер, что ли? Медсестра похлопала папу по плечу и удалилась. Папа собрал свой пасьянс, стал тасовать карты, затем – сдавать. Похоже, затеял кинг. – Пап, какого черта Тайлер к тебе ходит? – А почему бы Тайлеру ко мне и не ходить? У тебя что, эксклюзивное право на дружбу с Тайлером Эллисоном? Твой ход. Он кивнул на веер карт в моей руке, я пошла с туза, попыталась расслабить плечи, подольше удержать папу в настоящем. – Не думала, что у тебя с Тайлером общие интересы. Папа нахмурился, оглядел свои карты, пошел с бубновой пятерки. – Будь внимательна. – Я и так внимательнее некуда. Скажи, что Тайлеру от тебя нужно? Я отложила карты, попыталась поймать папин взгляд. Он пожал плечами, отвел глаза. – Ничего не нужно. Он просто так приходит. Папа многозначительно указал на мою руку; удерживал жест до тех пор, пока я не взяла карту наугад. – Он славный парень, Ник. Кажется, здешняя кухня ему по вкусу. Папа обвел глазами комнату, добавил почти кокетливо: – А может, приглянулась медсестричка, которая по пятницам дежурит. Не знаю. Тайлер приходит обедать. Я покосилась на стол у входа, где скучала медсестра. Ниже меня ростом, униформа сидит мешковато, помада вылезает далеко за линию губ – а все-таки привлекательная девица. Темные волосы гладко причесаны. Совсем молоденькая. Бойкая. – Значит, он просил мне не говорить? – Именно. Двойка червей. – А почему? Что за тайны, если он просто так приходит? Сам подумай, папа. Двойка пик. – Тебе все равно, – произнес папа, ударив по столу веером карт. Что он имел в виду – игру или Тайлера, – я не поняла. Явилась новая группа пациентов, медсестры забегали, стали доставать для них настольные игры. Наше с папой время истекало. Папа сгреб карты, перетасовал. Я накрыла его руку своей. – Нам нужно поговорить. – Мне казалось, мы этим и занимаемся. – Послушай, мы кое-что предприняли. Полицейские больше не будут приставать к тебе с вопросами. Ты тоже не теряйся. Не отвечай. Если что – сразу сообщи нам. Или медсестре. Или доктору. Копы права не имеют. А ты с ними говорить не обязан. Понимаешь? – Я… Конечно. Нет. Я с ними и не говорил. «Еще как говорил». – Я был никудышным отцом, Ник. Я раскаиваюсь. – Папа, не надо… – Я действительно раскаиваюсь. Теперь, когда ничего не изменить, я все очень ясно вижу. Ведь ничего не изменить, да? Я покачала головой. «Ничего не изменить, ничего». Папа постучал себя по виску. – Как думаешь, это мне расплата? Хороша расплата – слабоумие за то, что на отцовские обязанности плевал. – Ты не был ни злым, ни грубым. Это правда. Папа меня смешил, давал кров и пищу, ни разу руку на меня не поднял, ни разу голос не повысил. Зачем же придираться? В глазах большинства мой отец – воплощенная добродетель. Он подался ко мне, снова взял за руку. – Ник, ты довольна жизнью? – Да, – сказала я. Все, что мне нужно для счастья, осталось в Филадельфии – приезжай и бери. Целая жизнь – устроенная, благополучная. – Ну и хорошо, – сказал папа. Я сжала его пальцы. – Это не расплата. Тебе не за что так расплачиваться. Он принялся барабанить пальцами по столу в темпе ускоренного марша. Наклонился ко мне, понизил голос до свистящего шепота: – Послушай, Ник. Я вынужден платить. Вынужден. – Я все улажу, папа. Не говори больше об этом. Ничего и никому. Обещаешь? – Обещаю. Я знала: обещания хватит на час-полтора. – Папа, сосредоточься. Постарайся запомнить: никому, ни словечка. – Ник, я все помню. Он поднял взгляд. Глаза были как у ребенка, глаза ждали: вот сейчас Ник все объяснит. Я покосилась на свою руку, лежавшую поверх папиной, на старческие пятна, усеявшие тыльную сторону. На свои собственные веснушки. – Папа, тебя хотят отвезти в полицейский участок для дачи показаний. Пожалуйста, перестань болтать. Очень тебя прошу. Он открыл было рот, но я жестом его остановила. Потому что за папиной спиной, в дверях, стоял Эверетт, ища меня глазами. Я вскинула руку, папа проследил за моим взглядом. |