Книга Прикрой, атакую! В атаке - "Меч", страница 14 – Антон Якименко

Это я мысленно, про себя, тороплю Иванова. Сейчас я должен молчать, потому что ему виднее, какова там обстановка, как и кого ударить.

— Командир! Сзади еще звено «мессеров», — предупреждает его Коротков, ведущий пары. — И низко.

— Не важно, — отвечает ему Иванов. — Врага не считают, а бьют. — Командует: — Атака!

И началось…

Все сразу смешалось: крики, команды, брань. То на самой высокой ноте, то с хрипом, будто из-под земли, то зло, то восторженно… «Федя! Бьем правую группу „худых“… Вместе! Вместе, тебе говорят!..» Федя — это Коротков. А приказ — Иванова. Значит, атакуют звеном. Жду результата атаки. Я узнаю его по возгласам. Обязательно кто-то не выдержит, чертыхнется со зла или поделится радостью…

— Горит! Горит! — надрывается Иван Табаков.

Понятно: сбили «худого». Вот и Иванов подтверждает: «Верно, горит». И сразу дает команду: «Прикрой! Я прижму вон того, желтоносого». Кажется, я слышу свист разрезаемых крыльями струй, слышу рокот моторов, дробный звук бортового оружия. А вот это уже не кажется, это действительность.

— Горит!..

А где сейчас летчики Зотова? Все еще спят? Хватит, пора подниматься. Пора сажать их в кабины. Кричу: «Матвей! Готовность номер один!» Слышу топот бегущих. Вовремя вспомнил о них: меня зовут к телефону, очевидно, прикажут кого-то поднять…

— Четверку из группы «Меч»! — говорит начальник штаба дивизии. Он раздражен, недоволен — почему по радио команду не приняли?

Знаю, разговор потребует времени — полковник Лобахин любит делать нравоучения. На секунду оторвавшись от трубки, говорю офицеру: «Звену Василевского — воздух!» И снова в трубку;

— Такую команду не получал, товарищ полковник.

— Слушать надо внимательнее…

Слушаю начальника штаба, одновременно гляжу в окно. Звено запустило моторы, вырулило из капониров, взлетает. А там, за линией фронта, кто-то кричит:

— «Худые» бегут! Удирают!

Кто-то ему отвечает: им сейчас не до «юнкерсов».

Говорю в телефонную трубку: «Я вас понял, товарищ полковник. Учту!» — «Всегда вы вот так, Якименко, — недовольно ворчит Лобахин, — „учту“, а сами всегда по-своему…»

— Вернись! Табаков, вернись! — кричит Иванов. Табаков, значит, не выдержал, погнался за Ме-109. Понимаю его, выдержать трудно, если враг удирает. Но надо. Потому что на этом немцы подловили не одного из наших летчиков. Заманят, а потом накинутся сразу оравой, и все — сложил боец свою горячую голову…

Тишина… Ну что там они? Как у них там дела? Что с Табаковым? Преследует немцев или вернулся? Почему молчит Иванов? Вместе они или потеряли друг друга? Самое худшее, если каждый воюет сам по себе, одиночкой. Одному очень сложно в бою. За одинокими немцы охотятся…

— Атакуйте! Мы сзади, прикроем!

Будто гора с плеч. И сразу, как на экране, картина. Впереди Табаков, за ним Иванов, сзади — Коротков и Демин. Молодцы, ребята! Расцеловал бы их всех, жаль, не достанешь. А Табаков погорячился. Вырвался! Понесся! «Полиз попэред батька в пекло». Ну ничего, об этом разговор впереди. Об этом с ним мы потолкуем. Если каждый ведомый начнет своевольничать… Да, а почему молчит Бондаренко?

— Бондаренко, как меня слышишь?

Тишина. Молчат и его ведомые. Меня охватывает чувство тревоги. Слышу голос Короткова: «Внизу рвутся бомбы!..» Иванов сообщает: «На своих сбросили». И вдруг:

— Горит! Горит самолет!

Непонятно, кто закричал, но как закричал, чувствую: наш. И опять тишина. Понимаю, в чем дело: ждут, выпрыгнет или не выпрыгнет летчик. Нервы напряжены до предела. Жду. Не знаю, что бы я сделал, услышав, что летчик спасся. Молчат. Все молчат.

— Бондаренко, как меня слышишь?

Тишина. Только шуршит в приемнике. Слышу запрос Иванова:

— Звено Бондаренко! Кто меня слышит? Отвечает Коровушкин:

— Я слышу. Задача выполнена. У нас на исходе горючее, кончились боеприпасы. Выходим из боя.

Проходит десять минут. Появляются трое «серых». Мимо идут, в Кащеево. Одного не хватает. Неужели его, Бондаренко? Не хочется верить. Очень хороший летчик, и специально оставил его среди «серых» — думал повысить в должности, дать ему эскадрилью.

— Кого потеряли? Тишина…

— Коровушкин, кого потеряли?

— Командира…

* * *

Василевский связался с капэ, информирует:

— С запада приближается звено истребителей. — Помедлив секунду-другую, поясняет: — Наши «Яковлевы».

Вероятно, звено Иванова и звено Василевского вышли навстречу друг другу.

— Василий, ты? На помощь тебе иду.

— Спасибо, Игорь, но мы их уже разогнали…

Хорошо, когда летчики сразу находят друг друга. А вообще это не просто. И дымка мешает, и солнце. Человек, не сведущий в летном деле, глянет, как наши и немцы разминулись, чуть не столкнувшись, недоуменно пожмет плечами и скажет: «Умышленно, струсили…» И попробуй ему доказать, что немцы прошли метров на тысячу ниже, что они растворились на фоне пролетаемой местности. Спросит не без сарказма: «А на чем растворились наши? Может, на фоне неба?» И ухмыльнется: дескать, на небе, если смотреть с земли, все как на ладони.

— Понял, — говорит Иванов, — иду домой. Значит, командный пункт приказал Иванову идти на посадку. Слышу доклад Василевского:

— Вижу четверку «мессов»… С дымом идут. Очевидно, Иванова преследуют. Сейчас я их атакую.

Слушаю. По докладам, командам, отдельным фразам вникаю в суть обстановки. Командный пункт, спросив Иванова об остатке горючего в группе, приказал ему развернуться немцам навстречу и помочь Василевскому. И правильно сделал. Какими бы сильными ни были летчики, рисковать ни к чему. Зачем драться один на один, если есть возможность вдвоем бить одного?

Иванов развернулся, идет. Василевский, наблюдая фашистов справа, пропускает их мимо себя, резким боевым разворотом заходит им в хвост. Немцы в ловушке.

— Давай, Игорек, гони их ко мне, — говорит Иванов. Говорит спокойно, уверенно. Будто не в небе находится — в классе.

— Атака! — командует Василевский.

Тишина. Люди молчат, но вместо людей говорит бортовое оружие: пулеметы и пушки. Проходит минута.

— Что же ты его так… Сразу… — говорит Иванов и шутливо журит Василевского: — Из-за тебя и подраться не с кем.

Василевский отвечает в тон Иванову:

— Виноват. Так получилось… А может, спасется? Представляю: положив самолет на крыло, Игорь спокойно глядит, как тройка Ме-109 переворотом уходит в пике, оставляя поле короткой схватки. Четвертый, распуская хвост черного дыма, снижается, меняя курсы и крены. Очевидно, летчик пытается выпрыгнуть…

— Все! — говорит Табаков. — Аминь!