Книга Танки в плен не сдаются, страница 16 – Александр Тамоников

В холле стояли диваны, кресла. Пол был покрыт большим ковром. На стене висела телевизионная панель, на крыше торчала спутниковая антенна. Тут имелся и музыкальный центр, но аудиотека в основном состояла из записей местных и прочих арабских исполнителей.

Начальник штаба батальона сообщил Иволгину, что в здании будет выставлен наряд, и ушел.

Вскоре в комнате появился Буренко. Он бросил свой рюкзак к кровати, стоявшей у окна.

— Ну и что там с Ромой? — спросил Иволгин.

— Пока неизвестно. Докторша завела его в кабинет и держит там до сих пор. Эта мадам меня туда не пустила, вот я сюда и пошел.

— Как нашел?

— Дневальный подсказал.

— Ты научился говорить по-арабски?

— Он рукой показал, куда идти.

— Понятно.

— А нам чего теперь делать, командир?

— Ждать прибытия командира батальона после двадцати часов. Мы поужинаем и пойдем на совещание, где и будет определен порядок наших дальнейших действий. А пока можешь принять душ, переодеться, отдохнуть.

— До чего же мне нравится, когда поступают только такие вот команды. Я куда хуже себя чувствую, когда слышу, например, «подъем» или, не дай-то бог, «к бою!». Да, капитан, а когда танки смотреть будем?

— Успеем. Все решит комбат.

— Понял. Тогда я пошел в душ. Интересно бы знать, чем нас сирийцы кормить собираются.

— Ящерицами.

Механик-водитель уставился на командира и спросил:

— В смысле?.. Какими такими ящерицами?

— А ты разве не знал, что здесь это деликатес?

— Да в гробу я видал такой деликатес! Ты это серьезно, командир?

— И сушеными скорпионами, запеченными в тесте. Говорят, стоит попробовать, потом не оторвешься.

Сержант скривился и заявил:

— Может, они нам еще и жаркое из змей подадут?

— Может быть. У каждого народа своя кухня.

— Я не согласный. У них должны быть наши сухие пайки. Мне пусть их дают.

— Эх, Миша, до чего же ты наивный.

— Развели, товарищ капитан?

— Конечно. Разучился ты уже отличать шутки от правды.

— А кто знает? Может, здесь действительно принято готовить всякую подобную гадость? У меня друг в Лаосе в командировке был. Он рассказывал, как там местные жители после дождя жаб каких-то собирали и ели их. Это у них самый крутой деликатес.

— Так то Лаос, а здесь Сирия.

— Большая разница?

— Тут, по крайней мере, нет тропических лесов.

— Ну, если только их. Кстати, товарищ капитан, а докторша-то красавица неземная! Манеры у нее такие, как у аристократки, сама вся аккуратная. О фигуре я вообще не говорю. Любая модель позавидует.

Иволгин взглянул на механика-водителя и заявил:

— По-моему, кто-то в душ собирался.

— Иду уже. Вы тоже?

— Я пройду до санчасти. Надо же точно узнать, что там с Рябининым. За это время докторша должна была поставить диагноз.

— Понял.

Иволгин прошел в санчасть. Его встретил дневальный. Капитан подумал, как он объяснит солдату, что ему нужно, но тот догадался сам, отдал честь и показал рукой, куда надо идти.

Капитан зашел в коридор батальонного медицинского пункта. Надписи на табличках были сделаны арабской вязью. Вот и пойми, где тут хирург, терапевт или стоматолог.

Неизвестно, сколько он так простоял бы, но тут дверь с матовыми стеклами открылась, и в коридор вышла Русанова.

— Это вы, — сказала она. — Извините, капитан, я не знаю, как вас зовут. Или мне обращаться к вам по званию?

Ее взгляд вызвал у офицера прилив тепла.

— Зачем же по званию? Зовите меня по имени — Стас.

— Капитан Стас?

— Капитан Иволгин.

— Хорошо, Стас, я Ольга. Но вам об этом наверняка сообщил капитан Кальма.

— Да, сказал еще на борту «вертушки».

— Он хороший офицер и человек, но имеет один недостаток. Хамид слишком разговорчив. Впрочем, это касается практически всех арабов. Уж что-что, а поболтать они любят. Вы ведь хотели узнать, что с вашим старшим лейтенантом Рябининым, не так ли?

— Да.

— Грипп у него. Он уже больным прилетел в Сирию. Странно, что болезнь не была выявлена в России. Неужели вас не проверяла медицинская комиссия?

— Нет, как-то без этого обошлось.

— Вот как? Значит, вы были срочно нужны здесь. Но о Рябинине. Грипп сам по себе не опасен. Форма обычная, никакой мутации, однако осложнения могут быть самыми непредсказуемыми. Посему старший лейтенант должен находиться в стационаре, то есть в палате санчасти, никак не менее недели.

— Недели… — проговорил Иволгин. — Стало быть, придется его менять.

Женщина сощурилась, отчего ее глаза стали еще красивее:

— Что вы сказали? Менять?..

— Это наши дела, чисто служебные. Извините, Ольга.

— Да, конечно. Это вы извините меня.

Капитан обвел глазами санчасть и сказал:

— А я смотрю, у вас тут ни больных, ни медперсонала.

Женщина присела на кушетку. Капитан устроился рядом с ней.

Она откинулась на крашеную стену и проговорила:

— Больные уже есть, правда, всего один. Были два тяжелых раненых с передовой. Их в медсанбат перевели. А с персоналом у нас действительно проблемы. Кроме меня в медицинском пункте работают врач-эпидемиолог и два медбрата. Они сирийцы.

— Душно у вас тут, — сказал Иволгин. — У входа, в тени чинары, стоит беседка. Может быть, пройдем туда, Ольга?

— Нам есть о чем говорить?

— Поговорить всегда есть о чем, а военный советник майор Петренский, по-моему, на роль собеседника не подходит.

Женщина улыбнулась и заявила:

— Это точно, Петренский не подходит. Ему надо нечто большее, чем просто беседа.

— Пристает?

Русанова внимательно посмотрела на Иволгина и спросила:

— Извините, Стас, а вам, собственно, до этого какое дело?

— Как это какое? — с искренним удивлением произнес капитан. — Пользоваться своим служебным положением в отношении женщины — последнее дело. За это наказывают.

— Кто здесь может наказать военного советника?

— Я!

— Вот как? Вижу, вы воспитаны в лучших традициях российской армии. Но давайте и в самом деле выйдем на улицу. Только не подумайте, что меня переполняет желание излить вам душу. Просто я жду подвоза медикаментов с дивизионного склада. Комбат должен был послать санитарную машину. Он сегодня как раз в штабе соединения.