Онлайн книга «Мудрец. Сталкер. Разведчик»
– Нет, – сказал Матадор. – Если бы это он тебя по голове, сейчас толковал бы ты с апостолом Петром, в лучшем случае – Пилюлькиным, он как раз дежурил на больничке, ибо в бар медикус не явился. Но не тронул тебя майор, а взял Синильгу под локоток и очень так деликатно повёл наверх… – Какой позор, – простонал журналист. – Я ей, наверное, фотосессию в «Космополитэн» обещал… – Не без этого, – кивнул Матадор. – Но Синильга – девушка гордая, салажнёй брезгует… Почему ты ещё сидишь? Умываться, жрать – и в дорогу! Сталкер должен покорять Зону в любом состоянии! – Сам же говорил – не ходи в Зону с бодуна… Печкин застонал, встал и пошёл умываться… …Когда они с Матадором спустились вниз, оказалось, что в зале вовсю ещё спят на полу человек десять, Батюшка продолжает чтение, а месье Арчибальд собственноручно протирает стопки. Да ещё из тамбура доносились удары и звяканье – должно быть, Колчак пытался как-то облагородить своё рабочее место, а технарь Марконя налаживал связь. – Мы что – первые? – сказал Матадор. – Нет, – сказал бармен. – Майор уже давно ушёл по своим делам. И как-то без него мне спокойнее, хоть он и платит… – Как – ушёл? Без снаряги, без ПДА и прочего? – воскликнул Матадор. – А он всё равно не умеет с ними обращаться, – сказал Арчибальд. – Он и резину свою оставил, аккуратно так упаковал и оставил… А из оружия, наверное, один «макар» – именной, за безупречную службу… – Что же ты его не остановил? – сказал Печкин, хоть и стал ему Каргин удачливым соперником. – Да мы со святым отцом ему говорили… Батюшка оторвался от «Жюстины» и молвил: – Что приборы! Тлен! Я его исповедовал, причастил, благословил на ратный подвиг. Вот ещё иконку дал ему – Никола скоровспомогательный… – Правильно тебя из попов выгнали! – рявкнул Матадор. – Иконку… Садист проклятый! Сталкеры начали вылезать из спальников, прислушались… – Ну, майор зажёг! – сказал Мастдай. – Где будем теперь кости его искать? – Он же ничего тут не знает, – сказал Паганель. – Может, он вчера кому что сказал? – спросил Матадор. – Не знает он тут ничего, – повторил Паганель. – Синильга! – осенило Техаса. – Ага, – сказал Матадор. – В минуту полной откровенности… Техаса и послали за официанткой в служебный номер. Она появилась в новом французском халатике, и сопровождал девушку сияющий Киндер. В ответ на расспросы Синильга сказала: – Не откровенничал ваш майор со мной. – Правильно, – сказал Огонёк. – К чему слова, когда так страстны взоры? – Дурак, – сказала Синильга. – Он только про моральный облик говорил. Как честный мент. Насрамил, довёл до служебки – и всё… Печкин старался не смотреть на красавицу, да и на Киндера – вот же хоббит недорезанный! Без фотосессии обошёлся! Довольно быстро в зале собрались все вчерашние участники гульбы, кроме Серёги Воркуты – он человек ночной, творческий, ему в Зону не надо. Сталкеры жарко спорили об отчаянном майоре Каргине, о том, где его искать да как выручить, если ещё живой, покуда не охладил их Огонёк: – А чего это вы паритесь? Он нам кто? Он нам мент… И сталкеры устыдились – люди всегда почему-то стыдятся тех редких минут, когда бывают людьми по-настоящему… – Он Нам Мент, – повторил Матадор. – Хорошее вьетнамское имя… Может, хоть Белый на него набредёт? Так, от фонаря, случайно, в порядке бреда… – Ага, – сказала Синильга. – Каждый за себя, один Белый за всех… И вдруг заплакала. Тут зашумела дверь, и выглянул бдительный Колчак: – Белый идёт со своим грузовиком. Оба пустые. Со времён своего первого выхода Печкин больше не сталкивался с Белым и даже лица его не запомнил. …На спасателе был такой же белый грязный комбез в кровавых пятнах, как тот, в который упаковал он бесчувственного Пекинеса в незабываемый день журналистского дебюта. Да, пожалуй, и не мог Печкин запомнить его лицо – какое-то оно было… никакое. Лицо и лицо. Такие только тайным агентам носить. А вот Топтыгина не узнать было невозможно, хоть и стало дитя тайги отпускать бороду, несмотря на жару. – Всем привет, – сказал Белый. – Алла Мефодьевна, скажите, пожалуйста, Евдокии Викторовне, что Анатолий Петрович жив, хотя и ранен… Синильга всплеснула руками и побежала наверх – обрадовать Кобру. Или огорчить. Но скорее обрадовать, потому что дело-то было в Зоне, где ранение приравнивается к везению! Все вопросительно воззрились на Белого. – В присутствии дамы неприлично пользоваться кличками, – сказал Белый. И голос-то у него был бесцветный… – Да мы не к тому, – сказал Техас. – Что там с Ниндзей? – Мы с господином Топтыгиным нашли Ниндзю и ещё двоих, судя по всему, мародёров, на тропе, ведущей к Михалёвке, – сказал Белый. – Все трое подранены, именно подранены, все попадания – в ноги. По моему мнению, развлекался снайпер. Выяснять подробности было некогда – они и так потеряли много крови. Пришлось нести их до армейского госпиталя, он всё-таки поближе. Там дежурил какой-то незнакомый врач. Поначалу он не хотел принимать пострадавших, но я заявил, что не вынесу больше ни одного военсталкера, хоть и покривил при этом душой… Ногу Ниндзе спасут, двум другим не обещали… – Правильно, – сказал Мастдай. – Пусть попрыгают мародёры. Хрюли вы этих козлов вытаскивали… – Этот вопрос я вообще не хотел бы обсуждать, – сказал Белый. – Даже господин Топтыгин больше не спрашивает меня об этом. – Так вояки их, поди, уже расстреляли, – мечтательно сказал Мастдай. Когда-то его, зелёного совсем, обчистили на Свалке и отобрали редкостную находку – «дедушкин ключик». Новичкам счастье, но недолго оно длилось… – А этот вопрос и подавно вне моей компетенции, – сказал Белый. Тут с лестницы ураганом скатилась Кобра, расцеловала на ходу Белого, легко, словно калитку, распахнула тяжеленную дверь и выскочила наружу – ловить какой-нибудь армейский транспорт до госпиталя. После Выброса движение в Зоне обычно оживлялось. – Любовь, – презрительно сказал Огонёк. – До первого гроба… – Помолчи, а? – сказал Техас. – Налегке девчонка помчалась, не пострадала бы… – Силикон от радиации хорошо защищает, – сказал Огонёк. – А у вас, я вижу, была вечеринка? – спросил Белый. – Я тебя умоляю, – сказал Матадор. – Не произноси это гнусное слово. Есть хорошее русское понятие – пьянка. Она же гулянка. – Господин Матадор прав, – сказал Печкин. – Омерзительное слово. В нём столько скрытого ханжества. И английское «пати» тоже не лучше… |