Книга Взлет и падение ДОДО, страница 76 – Нил Стивенсон, Николь Галланд

Потайная дверь, к которой мы спешим, – в дальнем углу за стойкой, то есть нам надо пройти мимо главной двери. Тристан впереди, констебль цепляется за него, чтобы не отстать от главного – от того, кто в отсутствие сэра Эдварда скорее всего заплатит. За ними – я, крепко держась за руки с Китом.

Через главную дверь входит кабатчик Пим, моргая после яркого солнца. Я поворачиваюсь к нему – заверить, что весь этот безумный хаос сейчас разрешится с одним-единственным неприятным последствием, что констебль узнает про потайной ход. Но я уверена, что для Пима это предпочтительнее, чем ежели о заведении пройдет слух как о притоне садомитов.

Я смотрю на Пима и вижу, что его глаза привыкли к темноте и устремлены на полуодетого Кита Марло. То, что Кит жив, ошеломило его не меньше, чем констебля, но он почти сразу берет себя в руки и спрашивает:

– Грейси, ты со всем разберешься?

– Да. Мы проведем их понизу. Никто его не увидит.

Я думала, он обрадуется, но он качает головой.

– А знаешь ли ты, что кабак в Детфорде, где Марло разыграл свою смерть…

– Это был не кабак, – говорю я, – а дом одного джентльмена, в котором тот сдавал комнаты. А что такое?

И странное чувство накатывает на меня. Я оборачиваюсь к Тристану, смотрю, открыл ли он потайную дверь.

А надо сказать, спрятана она на виду, глазами ее не сыскать, только ощупью. Тристан водит руками по доскам, ищет ее. И тут Пим договаривает свою мысль:

– Говорят, доходы того кабака выросли вчетверо, столько людей хотело посмотреть место, где убили прославленного Кристофера Марло. Вообрази, что это даст нам!

И он хватает Кита с намерением вытащить его к толпе любопытствующих у двери – которые почти все знают его в лицо.

Кит драться умеет, но сейчас его застигли врасплох, и Пим уже сомкнул лапищу на его локте – ни дать ни взять толстый учитель, поймавший школьника на шалости.

Тристан открыл дверь, и констебль мигом в нее шмыгнул: я слышу, как он топочет по узкой деревянной лесенке. Она приведет его в короткий туннель – расширенный кухонный сток, если называть вещи своими именами, – и дальше в канаву под стеной пивоварни. Думаю, там прежде был ручей, бегущий через поле в Темзу; теперь он взят в каменные берега и наполовину перекрыт платформами и мостами. Куда бы констебль ни свернул, вправо или влево, ему придется шлепать по вонючей жиже, прежде чем выбраться на улицу. Так что о нем можно больше не думать.

Выпустив его, Тристан повернулся назад в комнату. Видит Пима и Кита. И видит не хуже меня, что не успеет до них добежать, прежде чем Пим вытащит Кита наружу.

– Пим. Ты с ума сошел. Не делай этого, – говорю я и вытаскиваю из-под юбки кинжал.

При виде клинка он на миг замирает.

– Нет, – говорит Кит. – Не иди за меня на виселицу, Грейси.

Приятные для слуха слова, но вот беда – они придают Пиму храбрости. Он ухмыляется, словно говоря мне: «Не посмеешь», и тащит Кита ближе к свету. Я бросаюсь к ним, и тут меня швыряет на пол кто-то, сбежавший по лестнице. Не успеваю я ничего сообразить, как уже лежу лицом в доски, а кто-то придавил мне шею коленом и выкрутил руку назад.

– Готово! – кричит Лес Холгейт, вырывая у меня кинжал.

Только это он и успевает сказать, прежде чем Тристан валит его ударом. Не долго Лес успел пробыть в сознании! Я чувствую, что его колено больше не давит мне на шею, поворачиваюсь к двери и вижу Кита (Пим по-прежнему крепко держит его за локоть) силуэтом на фоне яркого солнца.

Теперь его тайну не сберечь. Сейчас мир увидит Кристофера Марло – как прямое следствие, что кого-то магически сюда перенесли. Перед дверью сотня человек, и могу побожиться, что по меньшей мере шесть десятков знают его в лицо. И мне, в отличие от Тристана, известно, что это значит. Снаружи раздаются изумленные голоса: «Кристофер Марло! Кристофер Марло!»

Тристан бросается к ним в тщетной попытке предотвратить беду. Я хватаю его за руку, разворачиваю и тащу к потайному ходу. Тристан понимает и спешит за мной. Сбегая по деревянным ступеням, мы слышим, как толпа на улице выкрикивает имя Кита.

Темный туннель выводит нас к сточной канаве. Тристан от вони сгибается пополам, и хорошо, что так – в полный рост он бы все равно тут не прошел. Я веду его к Темзе и замечаю, что множеству крыс вздумалось устремиться в ту же сторону. Их писк тонет в грохоте надвигающегося ломаха. Я ощущаю его приближение, как молнию в воздухе.

Ваша милость, я знала, что такое может случиться, чуяла нутром; без сомнения, каждая ведьма рождается с этим знанием, как рыба – с умением плавать. Мы видим отблески ломаха в каждом мерцании, сопровождающем наши чары. Однако ломах в сравнении с мерцанием – все равно что пушечный выстрел в сравнении с пламенем свечи.

Есть перемены, запретные для магии, и коль скоро это верно для самых скромных забав, то сугубо верно для перенесения, ибо когда вы отправляете человека в место, обычаи коего ему неведомы, он легко может совершить непоправимое, и нужен айриаван плюс здравый смысл, чтобы такого не допустить. Когда мир не в силах выдержать вес Нити, резко отделяющейся от остальных, происходит ломах, как будто сломали прутик в метелке – хрусь! и его уже не склеить. Вот это тогда и случилось.

То, что толпа увидела Кристофера Марло, переломило прутик. Однако сравнение чересчур мягко. То был не хруст – весь мир как будто взорвался.

Вы скоро узнаете, что в «Тиршите» случился пожар, из-за которого обвалилась сама пивоварня и соседние здания и много людей погибло. Это не ложь, но и не вся правда, просто история, которую рассказывают, силясь объяснить непостижное уму. Огонь, конечно, был, или нечто, сходное с огнем. Однако был и холод, леденящий холод, и порывы ветра, бьющие, словно кулаки, и воронки, в которых целые дома сминались, словно сжатый в ладони сухой листок. Но то было не просто движение воздуха. Самая материя мира возмутилась. Вспомните: когда тошнит, за мгновения до того, как блевота из желудка поднимется к горлу, все тело сводит потуга, будто оно хочет вывернуться на манер чулка. А теперь вообразите, что с Тиршитской пивоварней и соседними зданиями, со всем кварталом, с землей, воздухом и эфиром происходит то же самое. Меня и Тристана сбило с ног, и мы вскочили, только когда речка обрушилась на нас, словно живая.

Те, кому повезло оказаться за краем ломаха, могут спастись, если побегут со всех ног, не оглядываясь. Нас едва не затоптали люди, прыгавшие в канаву с набережной. Те, кто был внутри, как мой бедный Кит, и Пим, и Лес Холгейт, погибли, не успев даже вскрикнуть – или так я себя убеждаю, не желая думать, какой была их участь. Однако хуже всего пришлось тем, кто оказался не в середине ломаха и не за его пределами, а на самом краю. Чудовищные муки выпали на их долю. Они преображались в безобразнейших уродов вроде тех мертворожденных двухголовых телят, что иногда появляются на свет (не в стадах Вашего величества, но довольно часто на берегах Лох-Суилли и в Киллибегсе). И тут же разлагались, будто рыба в жару, кожа и мясо сходили клоками, шипели и брызгали, и те, на кого попадали брызги, тотчас заражались, будто проказой, и с ними происходило то же самое. Хорошо хоть пламя быстро прекращало их страдания.