Онлайн книга «Лисье зеркало»
– Все ли должны плыть? – остановил его Олле вопросом. Крысиный король замер на полпути и задумался. – Все, кого ищут. Кого есть за что вздернуть. Чую, будет буря. Бегите, пока есть возможность. – Он поправил воротник плаща и медленно захромал к выходу из зрительного зала. *** Едва он скрылся из виду, как через другую дверь в зал вволокли Братьев. У Линкса была рассечена губа, а у Рехта – подбит глаз. Подталкивая в спины, их загнали к остальным на сцену, где ребята повалились без сил. Вид у обоих был не столько напуганный, сколько непонимающий. Отдышавшись, Рехт поковылял к Олле и почти повис у того на плечах. – Я думал, нас тащат в каталажку… Что происходит? Эй, что вы делаете?! – вскрикнул он, увидев, что Фабиан отсчитывает деньги и передает их одноглазому помощнику Крысиного короля. – Лучше молчи, не сейчас, – сквозь зубы пробормотал Олле и с усилием усадил Рехта на один из стульев. Тем временем пачки купюр одна за другой исчезали в черной холщовой сумке. Когда пришел черед последней, одноглазый спокойно забрал ее из рук Фабиана, положил в карман и заявил, что в доле Крысиного короля не хватает тысячи гульденов. Спустя несколько вдохов и выдохов Фабиан отдал еще одну пачку. – Подавись, сволочь. Тот нахально похлопал Дюпона по щеке и затянул горловину сумки. Чайка вцепилась в платье Луизы – беззащитный, беспомощный жест. Они покидали зал неспешно и развязно, будто потешаясь над слабостью жителей театра. Когда в отдалении скрипнула дверь черного хода, из-под сцены, прямо из суфлерской будки показалось встревоженное лицо Вольфганга. Дыхание старика было тяжелым и хриплым, будто раздувались меха его гармони. – Вот ведь оказия, – прокряхтел он, вылезая на сцену. – Говорил я тебе: доиграешься, парень, ох, доиграешься! Скажи спасибо, жив остался. Да и все мы. Этель-то крепко спит, только храп стоит, а Кларисса вся извелась. Она мигом услышала, что чужие в театре. – Так ты все слышал? – уточнил Олле, помогая ему подняться на ноги. – Почти все. – Зато мы ничего не слышали! – сказал Рехт за обоих Братьев. – К нам в общежитие ввалились эти ублюдки, отметелили, притащили сюда, а тут им отвесили денег цельный мешок! Как вы это объясните? – Он воинственно сложил руки на груди, что отнюдь не делало его более грозным. – Приходил Крысиный король с людьми, забрал долю от выигрыша, велел отвезти Якоба в Иберию. Теперь мы у него на крючке, – коротко подвел итог Олле, потирая лоб. Вид у него был обескураженный. – Не хотелось бы злорадствовать, но, кажется, тебе знатно прищемили нос. – Вольфганг явно был не из тех, кто умеет сочувствовать. – Это первая моя встреча с Крысиным королем, чей титул лишь на то и годен, чтобы пугать детей на праздник в кукольном театре накануне Йоля, – вспылил Миннезингер. – Нахлебник стоков, паразит помоек, король в лохмотьях! Он еще попляшет… Таким, как он, не место в Хёстенбурге, и крысам дозволено быть лишь зрителями, но не актерами. Бред, бред… Так, кажется, теряют разум, узрев легенду во плоти… я выжгу их гнездо, я расколю их улей, я по ветру пущу прогнившее отребье… – Олле, очнись. Успокойся, – твердо остановил его судорожные метания Павел. – Ты забыл? Мы и сами отребье. Мы преступники и должны скрываться. Что ты решишь? Самопровозглашенный драматург застыл на несколько секунд и снова заговорил: – Сейчас мы воспользуемся его предложением. – Не думаю, что это было предложение. Скорее приказ, – по привычке поправил его Фабиан. – Хорошо. Мы поставим метку и переждем бурю в Иберии. Затем вернемся. А после этого я заставлю Крысиного короля сожрать собственный хвост. Из-за кулисы показался птичий профиль пожилой дивы в бледно-сиреневом пеньюаре. – О-они уже ушли? Здесь безопасно?.. Ах, боги, мое сердце едва не выпрыгнуло из груди! – Что будет с ними? – спросила Луиза. – Ни Вольфганга, ни Клариссу, ни Этель никто не ищет, никто не знает их лиц, и ничего дурного они не совершали. Какой им смысл бежать в чужую страну? А Пэр… еще нездоров. – И я бы не хотел втягивать его в эту историю, – добавил Нильс. После визита Теодора он как-то съежился, уменьшился, состарился. – Не хочу, чтобы у мальчишки татуировка эта поганая была. Хватит с него… – Решено, – кивнул Олле. – Вольфганг, ты сопроводишь дам в деревню жены Вербера. Ведь приглашение еще в силе? – Конечно! – Павел посветлел лицом. – Как раз передадут Маришке деньги. – И с вами Пэр. Я знаю, он будет возмущаться, верещать, но это мой приказ, и точка. – Но как же… – Голос Клариссы дрожал, как и каждое облезлое перышко на воротнике ее пеньюара. – Я не уеду! Театр – мой дом! Я здесь провела почти всю свою жизнь, почти три дюжины лет… Это немыслимо. Вольфганг обнял всхлипывающую актрису, а она была так поглощена своим горем, что даже не заметила этого и не оттолкнула его. – Послушай, Кларисса, – обратился к ней Олле. – Здесь никого не должно быть, когда придет полиция, а может, и солдаты. И в лучшем случае они отведут тебя в ночлежку, к бродягам и побирушкам. Ты этого хочешь? – Нет, не этого, – пуще прежнего разрыдалась дива, – не этого! Я хочу, чтобы все было по-прежнему, как раньше. Мы все жили вместе, в мире и покое… Павел решил попробовать утешить ее: – Нет места более мирного и покойного, чем Маришкина деревенька. Честно! – пробасил он. – Речка Флог там уже не такая бурная, как выше в горах, а течет смирно, блестит вся. Луга там зеленые-зеленые, что твои туфельки с бантами, и лежат они, как только взгляда хватает. Сойки и соловьи поют – заслушаешься, а когда из-за гор показывается рассветное солнце… залюбуешься. Эх, нет ничего лучше! Сейчас как раз лето настает, это самое доброе время, самое радостное. Встретит вас Маришка, побежит навстречу, кудряшки золотые так и прыгают. Скажет: «Ну вот ты и дома, мой хороший!» – Тут он замолчал и отвернулся. Через несколько тихих минут все покинули сцену. До рассвета было еще далеко. *** «Они стерпели, и я стерплю», – думала Луиза, пока шило раз за разом прокалывало ее кожу. Зубы она сжала так, что те, казалось, должны были вот-вот раскрошиться. От кольщика пахло перегаром и немытым телом. Он склонился к самой ее ноге, свесив сальные патлы, и крепко держал, чтоб не дергалась. Олле был рядом и держал девушку за руку. Его пальцы она тоже стискивала до хруста, будто это могло хоть немного ослабить боль. Как оказалось, Чайка уже имела метку и даже продемонстрировала След людям Короля, хотя наотрез отказалась объяснять, где и при каких условиях получила его. Луиза была последней, кто решился. В Хёстенбурге нельзя было оставаться, к тому же она боялась оказаться в одиночестве и потерять друзей. Потерять Чайку, Братьев, Павла, Олле и даже заносчивого Фабиана. Даже озлобленного на весь свет Нильса. Ей стало немного жаль его после встречи с Теодором. |