Книга Замок Кон Ронг, страница 78 – Галина Гончарова

А в поместье жил старый Ольси, жил, работал на конюшне кучером, лошадь лягнула его прямо в лицо, и вот уж у кого вид был жуткий. Но и его жене, и детям, и всем, кто его знал, были безразличны и сломанный нос, и выбитые зубы, и жуткие шрамы, потому что более веселого и приветливого человека земля не носила. И Джинджер с удовольствием бегала к нему за свистульками и рогатками, которые он вырезал для ребят.

Не стоит путать уродство внешнее и внутреннее. И обращать внимание на внешний вид тоже не стоит, человек — это ведь не нос и уши, а разум и душа.

— Если я сниму плащ, — донесся горький смешок из-под капюшона, — вы убежите отсюда с криком. Не надо настаивать, ладно? Оставьте мне хотя бы эту иллюзию.

— Иллюзию?

— Что мы идем рядом, что вы не гоните меня…

Джинджер пожала плечами. Она все же надеялась вызвать Эдварда на откровенность.

— А чем вы будете заниматься, когда найдете бумаги?

— Восстановлю справедливость.

И так это было увесисто сказано, что Джин посочувствовала справедливости. Но не леди Дженет.

— При этом пострадает Лесли?

— Он вам дорог?

— Моей подруге. Я же говорила, — Джин топнула ножкой.

Мужчина покачал головой.

— Я сделаю все, чтобы их это не затронуло. Но в Кон’Ронге они остаться не смогут… наверное.

— Или не захотят?

— Или так. Джин, я обещаю, что сделаю для ваших друзей все возможное. Если это будет зависеть от меня, ни Лесли, ни ваша подруга не пострадают.

Джинджер кивнула.

— Принимаю ваше обещание. У нас еще много времени?

— Нет.

— Хм-м… о чем бы тогда поговорить?

— О поэзии? — предложил Эдвард. И даже, не заглядывая под капюшон, Джинджер знала, что он улыбается. — К примеру, что вы думаете об Анрио Ридийском?

Джин прищурилась в ответ, хотя мама и запрещала ей это делать — морщины будут.

— Вы читали «Влюбиться в ветер»? — искренне удивился Эдвард. — Я думал, сейчас эту поэму уже забыли…

— Мне она понравилась. Есть в ней нечто… созвучное мне.

И разговор сразу же стал намного более интимным и даже романтическим.

* * *

Джинджер прокралась в комнату уже ближе к полуночи, и…

— Не помешаю?

В кресле сидела Кларисса Брайс и насмешливо глядела на дочь. Джинджер выдохнула и упала на кровать.

— Напугала!

— И правильно сделала. Джин, мне бы хотелось знать, где ты была.

— Мама, а тебе не хватит того, что честь я не потеряла, для замужества вполне пригодна, а остальное — секрет?

Кларисса задумалась.

— Твой секрет?

— Нет.

— И ты даже намекнуть не можешь?

— Мам, если получится, ты и сама все узнаешь. А если нет… неужели я не могу влюбиться?

— Можешь. Только, если что, сразу меня предупреди, чтобы мы успели разобраться с последствиями. Это моя репутация все стерпит, а ты девушка.

Джинджер вздохнула.

— Мам, я бы, может, и рада, но Эд никогда не согласится.

— Неужели?

Подозрения в голосе Клариссы были вполне обоснованными. Так-таки и не согласится? Совратить красивую девушку по ее добровольному согласию? Неужели кто-то его — того? Лишил возможности?

— Он сам об этом сказал. Он считает, что изуродован.

— А ты как считаешь?

— А мне права голоса не давали, — Джин сорвалась и всхлипнула. Вредные слезы текли как-то сами собой, прочерчивая дорожки на щеках. — Он сам все решил, и для себя, и для меня. И что мы будем рядом очень недолго, и что я уеду, и выйду замуж, и он не имеет права портить мне жизнь, потому что подло привязывать меня к уроду и калеке…

Нервы окончательно разыгрались, и Джин уткнулась лицом в подушку. Кларисса вздохнула, пересела поближе и погладила дочку по голове.

— М-да… кажется, это умный и порядочный молодой человек. Ты не можешь нас познакомить?

— Нет…

— Жаль. Очень жаль. Но если что — учти, мне будет безразлична его внешность. Лишь бы он тебя любил и человек был хороший. Ты ему это не передашь?

— Передам…

И из подушек донеслись сдавленные рыдания.

Кларисса выругалась про себя, посылая незадачливому Эду лучи поноса и чесотки, и принялась успокаивать дочку. Бедная Джин… надо же так влипнуть! При дворе не влюбилась, в красавцев не влюблялась, на ловеласов в лучшем случае фыркала, а тут, в захолустье…

Темный бы побрал этот Кон’Ронг! Понесло их сюда на свою голову!

* * *

Старому Клюгге не спалось.

Не хватило ему на четвертушку доброй выгонки, которой торгует Агнес, вот сердце и маялось. Не на месте оно было, не успокаивалось, тянуло выпить… а не на что.

Беда…

Что делать, если денег нет?

Заработать их? Это для дураков! Работать — это не наш метод, то ли дело — попросить у кого-нибудь или приделать ноги чему-то плохо лежащему! А нечего вещи без присмотра оставлять, провоцировать добрых людей. Тут и святой не выдержит, не то что господин в поисках четвертушки!

А ведь рядом есть старый дом Фрумсов…

А в доме, если пошарить, может, чего и найдется?

Конечно, много там не срубишь, но ставни можно с окон снять, а то и половицы… или на чердаке чего поискать? Дженька, тварь такая, как замуж вышла, так и носа не кажет, а дом запирает и стеречь велит, но сегодня уж поздно, спят все…

Может, стоит попробовать?

Острая жизненная нужда толкала на подвиги, и Клюгге вышел из дома.

А потом…

Очнулся он уже в трактире, где его щедро отпаивали выгонкой, но впервые организм принимал ее как воду. А напиться хотелось — и забыться.

Или забыть?

Но этого-то и не получалось.

* * *

Клюгге отлично помнил, как открыл дверь дома Фрумсов, как прошел внутрь…

Там было… оно.

Невыразимо жуткое, с чудовищной мордой, с горящими алыми глазами… очнулся он, только добежав до села. Как ему потом рассказали, влетел в трактир, что-то орал бессвязно, на штанах мокрое пятно, глаза дикие, волосы дыбом, сначала подумали — допился, но не пахло ж!

Его принялись приводить в чувство, но у мужчины зуб на зуб не попадал, его всего трясло, и больше всего вспоминалась чудовищная пасть, клыки и горящие алые глаза.