Книга Питомник, страница 125 – Полина Дашкова

— Мужа надо любить и принимать таким, какой есть, — глубокомысленно изрекла Ксюша, — хотя бы ради ребенка.

Митя встал, взял Машу и вышел из кухни, не сказав ни слова. Маша отнеслась к незнакомым рукам совершенно спокойно, улыбнулась, потрогала пальчиком Митины усы, широко зевнула и быстро, возбужденно залопотала, словно хотела сообщить ему что-то важное. Он уселся на диван и стал шепотом рассказывать ей сказку про колобка, не обращая на Ксюшу никакого внимания. Ксюша села в кресло напротив. Глаза закрывались. День был огромный, жуткий, и впервые она призналась себе, что только здесь, у Мити, чувствует себя дома и в безопасности. Ей не хотелось уходить. Она заранее заказала такси по телефону на одиннадцать тридцать, и пора было собираться. Маша заснула у него на руках, он сидел и молча покачивал ее.

— Уже начало двенадцатого, скоро такси приедет, — прошептала она, встала и потянулась.

— Такси приедет и подождет. Я оплачу ожидание, не волнуйся, — прошептал в ответ Митя.

— Оплатить я могу и сама. Не в этом дело.

— А в чем?

— Я уже объясняла, я привыкла ложиться рано. Очень хочется спать. — Она зевнула и потерла глаза. — К тому же свекровь прилетает ночью, я должна быть дома.

— Про свекровь ты уже говорила, — напомнил Митя. — Ее самолет приземляется в пять пятнадцать утра плюс дорога от Шереметьева до Москвы, получается шесть пятнадцать. Плюс пограничники, таможня. Не волнуйся, она появится дома часов в восемь, не раньше. У нас еще куча времени.

— Никакой таможни, зеленый коридор, — пробормотала Ксюша.

— Ну ладно, в половине восьмого. — Он посмотрел на Машу, она причмокнула и улыбнулась во сне. — Ты ей какой-нибудь прикорм даешь?

— Нет. Пока только грудное молоко.

— Молодец. Уже можно тертое яблочко, начиная с половины чайной ложки.

— Без тебя знаю. Ее от яблока пучит.

— Тогда попробуй абрикосовую мякоть. Говорить, она недоношенная родилась?

— Ага, восьмимесячная.

Помолчали. Опять молчание стало неловким, как три часа назад, в первые минуты.

— Я собираюсь специализироваться на педиатрии, — медленно, как будто размышляя вслух, произнес Митя. — У педиатров всегда есть работа. Взрослый при нынешней платной медицине до последнего будет терпеть, к врачу не пойдет, разве что на «скорой» увезут. Но ребенка своего потащит к доктору при малейшем чихе. Так что работой я буду обеспечен.

— Разумно, — кивнула Ксюша.

— Но ты знаешь, теперь я стал сомневаться, получится ли из меня хороший детский доктор. — Митя грустно вздохнул. — Ты говоришь, Маша восьмимесячная, но я, хоть убей, не вижу никаких признаков. А ведь в три месяца они остаются. Ты должна это знать, ты готовишься к экзаменам, читаешь много всякой литературы, в том число по педиатрии. Признаки недоношенности — это азбука, Ксюша, это тебе каждый сельский фельдшер определит. Но раз ты говоришь, значит, так оно есть. Кому же знать, как не тебе? Бедный ребенок. — Митя провел ладонью по Машиным русым волосам.

— Ничего не бедный. Очень богатый, — сердито рявкнула Ксюша. — Масса радостей впереди. Оксфорд, Кембридж, отдых на Канарах, одежки от Кардена. Ладно, Митюша, нам действительно пора. Я должна хорошо выспаться перед встречей со свекровью. С ней всегда надо быть в форме. Я ужасно рада с тобой повидаться. — Ксюша подошла к дивану, попыталась взять спящего ребенка у Мити из рук, но он не отдавал.

— Ты что? Нам правда пора.

— Сядь! — скомандовал Митя. Ксюша послушно села рядом с ним на диван и быстро произнесла:

— Ладно, такси еще не приехало, можно минут пять посидеть.

— Пошутили, и будет, — прошептал Митя. — Нет, ты, пожалуйста, не отворачивайся, смотри мне в глаза. В больнице мне рассказали о твоем муже. Он наркоман. Потасканное злое ничтожество. Что касается пятикомнатной квартиры, шикарной дачи и мамаши-миллионерши, это все правда. Пожалуйста, смотри в глаза! Зачем ты это сделала?

— Что, Митенька?

— Сама знаешь. Почему ты не сказала мне, что беременна?

— А при чем здесь ты? — Вместо улыбки у Ксюши получился жалкий оскал. Она старалась мысленно заклеить пластырем не только свой рот, но и глаза, потому что они предательски наливались слезами, вообще было бы отлично обмотать липкой широкой лентой себя всю, стать неподвижной, бесчувственной мумией.

— Может, я должна была сообщить тебе это там, в больнице, когда мы виделись в последний раз? Но, во-первых, вокруг было много народу, в том числе твоя роковая брюнетка, во-вторых, ты меня даже не заметил, а в-третьих, я пришла договариваться об аборте, и если бы там не было толпы студентов с тобой посерединке, то договорилась бы. Дай мне телефон, надо узнать, почему задерживается такси.

— Все нормально с такси. Не дергайся.

— Что значит — нормально?

— Пока ты кормила Машу, я позвонил на фирму и попросил, чтобы машину прислали часом позже, в половине первого.

— Зачем?

— Затем, что надо поговорить. Я не мог сразу, мне необходимо было раскачаться. Я слишком долго ждал этой нашей встречи, произносил про себя длиннющие монологи, горячие и убедительные. Когда ты позвонила сегодня и сказала, что ребенку три месяца и две недели, я все подсчитал и жутко разволновался. Ты сколько угодно можешь врать самой себе, но мне не соврешь. Конечно, пятикомнатная квартира и прочие прелести — это весомо, зримо, конкретно. Но наркотики — это еще конкретней. Однако дело совсем в другом. Даже если бы твой Солодкин был трезвейшим, добрейшим, порядочнейшим человеком, все равно, Маша — моя, а не его дочь. И ты всегда, всю жизнь будешь об этом помнить. Ты не любишь его, тебе с ним не просто плохо, тебе страшно. Ты боишься, что рано или поздно он посадит тебя на иглу.

— И что дальше? — тихо спросила Ксюша.

— Тебе решать. Чтобы было все окончательно ясно, скажу: мне никто, кроме тебя и Маши, не нужен. Твое право не верить. В каждой из девиц, которая была со мной потом, я пытался увидеть тебя. Правда, не сразу самому себе сумел признаться в этом. Все получилось банально до тошноты. Я привык к тебе за десять лет школы. А потом, в академии, столько новых красивых девушек, ну прямо глаза разбегались, мне показалось — так не бывает, чтобы только ты, с первого класса и на всю жизнь. Надо попробовать что-то другое. Попробовал. Не понравилось. В общем так. Я тебя люблю и жить без тебя не могу. Хорошо слышала? Больше повторять не буду.

— Что? — Ксюша сморщилась и приставила ладонь к уху. — Я не слышу. Повтори!