
Онлайн книга «Подводник. "Мы бредим от удушья"»
— Тебя как звать, моряк? — Володя. — Меня — Олаф. Вот и познакомились. Ну, мне наверх надо. — Помочь? — Сколько лет сам обходился и теперь сам справлюсь. Работа несложная — лампу зажечь да линзы протереть. Сегодня отдыхай. Смотритель поднялся по лестнице наверх, и вскоре зажегся фонарь маяка. А Володя снова подошел к окну. Судоходство почти прекратилось, лишь одинокий буксир рассекал волны. «Ага, побаиваетесь наших подлодок!» — с чувством некоторого удовлетворения подумал Володя. Ночью он спал плохо. Только начинал засыпать, как перед глазами вставала картина тонущей лодки, хруст и треск ломающегося железа, рев врывающейся в отсеки воды. Он просыпался в холодном поту. Погубил лодку! Промучился Володя всю ночь и утром проснулся разбитым, с тяжелой головой. После того как они с Олафом позавтракали, смотритель предложил Володе помочь наколоть дров — ведь помещение башни и та же печь для приготовления пищи отапливались дровами. Полдня до обеда Володя колол дрова, а потом складывал их в сарае. Олаф вышел, посмотрел на работу и удовлетворенно кивнул: — Славно поработал, мне на два-три месяца теперь хватит. Ладно, заканчивай, обедать пора. Так прошло два дня, а утром третьего Олаф сказал: — Сегодня ко мне человек прибудет, так ты побудь наверху, не показывайся. Гостя смотрителя Володя увидел издалека, когда он поднимался по тропинке к маяку. Он сразу сообщил об этом Олафу, а сам поднялся наверх. Гость разговаривал громко, особенно после выпивки. Но о чем — понять было невозможно, поскольку говорил он по-шведски. После обеда гость ушел вниз, к морю. — У него что, лодка? — Бот рыбацкий. — Не похож он на рыбака. — Он не рыбак. Как это по-русски? Уже язык забывать стал… У него разные деликатные дела, не всегда законные. Какой-то товар перевезти. На хлеб себе зарабатывает. — Контрабандист. — Да, просто я это слово забыл. На следующий день после завтрака жареной рыбой Олаф попросил Владимира посидеть в хозяйственном сарае, где хранились дрова. — Сегодня должны быть люди из службы маяков — привезут провизию и жалованье. Им не надо тебя видеть. Олаф запер Владимира в сарае, навесил на дверь замок. Володя сидел на дровах в полутьме сарая и раздумывал — не сдаст ли его Олаф своим шведам? Чужая душа — потемки. Физически он с Владимиром справиться не мог, хотя крепок был не по годам. А вот усыпить его бдительность своим дружелюбием — запросто. Тем более что сейчас Володя под замком и безоружен, бери его голыми руками. А смотритель может награду за это получить или премию. Володя сидел в сарае как на иголках. У башни маяка послышались голоса. Володя приник к щелям между досками. К маяку подошли два долговязых шведа в плащах. Один нес за плечом мешок, наверное с продуктами. Оружия, по крайней мере винтовок, у них не было. Да и зачем они им нужны здесь, в глубине страны? Однако пистолет вполне мог быть. Володя подобрал полено по руке — сучковатое, увесистое, около метра длиной, поставил его у двери и решил, что, если смотритель поведет шведов к сараю, он без драки не сдастся. Одного точно искалечить успеет, а если повезет — так и второго. Вот только что потом? Оставалось ждать. Но шведы как будто бы застряли на маяке. Только через час-полтора из дверей вышли все трое. Лица у них были покрасневшие, говорили громко, жестикулируя руками. Понятно, Олаф угостил их спиртным. Есть ли сейчас у них в стране сухой закон, Володя не знал, но помнил, как в Питере на выходные автобусами и паромами приезжали финны и шведы. Водку они пили похлеще наших мужиков, и потом, к вечеру воскресенья, их грузили в автобусы, как дрова. По их меркам, выпивка у нас была почти дармовая. Но надо отдать должное: даже крепко поддав, они вели себя смирно, ни к кому не приставали, драк не затевали. То ли такие законопослушные были, то ли воспитание не позволяло. Олаф отпер замок и выпустил Владимира из сарая. — Проголодался? — Немного. — Я с гостями поел и выпил. Иди и ты покушай. Отказываться Володя не стал. Олаф его не сдал, и доверие к смотрителю резко возросло. Следующим утром зазвонил телефон. Олаф разговаривал с собеседником односложно: — Я, я, гут! Он что, с немцем говорит? Хотя во многих языках слова похожи. Потом Олаф подошел к Владимиру: — Завтра прибудет этот… контрабандист. Раз звонил, значит у него есть вариант, как тебе выбраться отсюда. — Он надежен? — Если бы он людей подводил, то или в тюрьме сидел бы, или его уже утопили бы вместе с ботом. — Олаф, он за свои услуги деньги потребует, а у меня нет ничего. — Я дам, — как будто о чем-то само собой разумеющемся сказал Олаф. — Так я ведь долг могу и не вернуть. Вдруг случится голову сложить! Я воин, Олаф. — Я получаю жалованье, а родни у меня нет. Зачем мне много денег? С собой на небо я их не заберу, — Олаф ткнул пальцем вверх. Володе стало неудобно. Старик за его побег из страны контрабандисту своими деньгами заплатить решил, рискует репутацией и свободой, а он думает, что Олаф его своим сдаст. Смотритель явно оказался лучше, чем Володя думал о нем. — Услуги людей такого рода дорого стоят, Олаф. Старик помолчал, подбирая слова, а может, собираясь с мыслями. — В жизни я много грешил, русский. Пил водку и виски, дрался, спал с продажными девками — все приключений искал, веселой жизни. Думал — успею еще домом обзавестись, семьей. А жизнь — она быстро пролетела. И вот я уже старик, семьи и наследников нет. На маяке я один, есть время подумать о смысле жизни. Бог меня скоро к себе призовет, спросит: «Олаф, что ты сделал в жизни хорошего?» И что я отвечу? Должен же я совершить хоть один поступок, которым смогу гордиться. А ты про деньги! Володя не ожидал от смотрителя такого монолога и даже растерялся немного. Кряжистый, не очень многословный, всю жизнь проплававший в море старик оказался прямо-таки философом. Его слова взяли Владимира за душу. — Спасибо, Олаф, я не забуду. — Если мы оба будем живы после войны — приезжай, проведай старика, мне будет приятно. — Слово даю. Контрабандист прибыл на следующий день около полудня. На этот раз Олаф прятать Владимира не стал. Швед поглядывал на Володю, но вопросов не задавал. Мужчины пожали друг другу руки и сели за стол. Сначала разговаривали Олаф и Эрик — так звали контрабандиста. Говорили они по-шведски, и Володя не понимал ни слова. Потом заспорили, но пришли к согласию, поскольку ударили по рукам. |