
Онлайн книга «Эра Мифов. Эра Мечей»
– Могу я тебе помочь? – На кого он охотится? – спросила девчонка. – Что-что? – На кого охотится вождь? Персефона заколебалась. В тот день ей удавалось не слишком об этом задумываться, отгоняя ужасное событие в темный угол до возвращения мужа. Вопрос девчонки осветил его ярким светом, и Персефона с трудом сохранила самообладание. – Тебя это не касается! – оживился Кобб, сделав угрожающий шаг вперед. Угроза была не в копье, про которое он позабыл и держал как обычную палку, а скорее в голосе, полном неподдельной свирепости. – На медведя, – ответила Персефона, переведя дух и выпрямившись. – На ужасную медведицу по прозвищу Бурая. Девочка хмуро кивнула. – Ты ее знаешь? – спросила Персефона. – О да, оскал Бурой Грин известен всему лесу, госпожа. И там ее не любят. – Оскал Бурой Грин? – Она скалится на всех и вся. Я даже видела, как она скалится на солнце, а кому не нравится солнышко? – Эта медведица убила моего сына, – сказала Персефона, и слова дались гораздо легче, чем она ожидала. Она впервые произнесла это вслух, хотя раньше сомневалась, смогут ли их выговорить губы… – Он убил и семью Минны. – Девочка посмотрела на волка. – Я нашла ее в Серповидном лесу, как когда-то Тура нашла меня. Взяла ее к себе, потому что мы с ней, разумеется, сестры. Кто же отказывается от семьи? Тура тоже так подумала. – Ты знаешь Туру? – Она меня вырастила. И сразу стало понятно, откуда у девчонки пояс из звериных клыков, татуировки на лице и видавший виды ясеневый посох. – Значит, тебя прислала Тура? Девчонка покачала головой. – Тура умерла. Я сама предала ее огню. – Что ты сделала?! – Таким было ее желание, госпожа. Ей не нравились черви. Думаю, она хотела улететь. Да и кто бы не хотел? Персефона пристально посмотрела на девочку. – Ясно, – кивнула она, хотя ничего ей не было ясно. Персефона понятия не имела, что все это значит, но это было и не важно. – Как тебя звать? – Сури. – Ладно, Сури. – Персефона посмотрела на волка. – Я хотела бы пригласить тебя внутрь, однако у нас есть куры и свиньи, поэтому – Минна, правильно? – не сможет войти в далль. – Минна их не обидит! – с оскорбленным видом воскликнула девчонка. Завитки вокруг глаз сгустились. – Волки едят кур и свиней. Девчонка ухмыльнулась и сложила руки на груди. – Людей они тоже едят, но ведь она пока не обглодала тебе ногу? Персефона посмотрела на свернувшуюся клубком волчицу, невинную, как пастушья собака. – Выглядит довольно ручной. Что думаешь, Кобб? Бездарный смотритель за свиньями, а ныне не ахти какой сторож при воротах, пожал плечами. – Ладно, только присматривай за ней. Если она на кого-нибудь нападет, то вполне может получить копьем в бок. Персефона вошла в ворота. – Не очень-то гостеприимное место, правда, Минна? – прошептала Сури ей вслед. – Интересно, понравится ли им самим копье в боку, когда они придут в наш лес охотиться на наших зверей? Весна медлила с приходом, не спешила раскрасить бесцветный мир спутанной прошлогодней травы, голых деревьев и серых небес, но жители Далль-Рэна не ждали милостей от природы. Долгая зима наскучила всем, и первым же более-менее теплым деньком люди принялись за работу. Сыновья Киллианов, не знающие устали даже в летний зной, уже сидели на просевшей конусовидной крыше своей хижины. Они привязывали новые пучки соломы взамен унесенных зимним ветром. Бергин-пивовар колол дрова и бросал в огонь, разведенный под кипящими котлами с уже собранным соком деревьев. Остальные возделывали общинный огород – в это время года лишь жалкий клочок слякотной жижи, в которой осенняя ботва смотрелась, словно выбеленные солнцем кости. Кобб отправился на свой пост, Персефона провела Сури по гравиевой дорожке к большому срубу в центре далля. Почти забытые птичьи песни вернулись, с солнечной стороны колодца расцвели желтые и голубые цветочки. Если верить звездам, птицам и цветам, то зима закончилась, однако в тенистых местах все еще лежал снег. Персефона покрепче запахнула шаль – в этом году весна весьма избирательна. Она пришла не ко всем. Персефона остановилась на площадке перед крыльцом и поклонилась каменной статуе богини Мари. Сури посмотрела на нее с интересом. Двери были открыты, впуская солнце в Большой Зал, который с самой осени походил на задымленную деревянную пещеру. Зимой его освещал огонь очага, и двенадцать поддерживающих крышу колонн казались золотыми, но при солнечном свете стало видно, насколько они старые и ветхие. Яркий свет разоблачил не только колонны: сношенная обувь, плащ, свисающий с рогов головы оленя, кубок из бараньего рога, который Освальд швырнул в Сэккета несколько месяцев назад. Деревянный настил вокруг тлеющего в яме костра был покрыт грязью и золой. Солнце раскрывало реальную действительность, которую так умело прятали тени, рождаемые костром. Извечный огонь в центральной яме едва тлел. Хэбет, чьей обязанностью было за ним смотреть, куда-то подевался. Персефона подбросила щепок, и стало чуть светлее. Она пошла к двум стоявшим возле дальней стены креслам и присела на то, что справа. Сури остановилась в дверях. Она покосилась на стропила островерхой крыши, где щиты прошлых вождей клана висели вместе с трофейными головами оленей, волков и медведей. Сури скривилась и с таким видом посмотрела туда, где сидела Персефона, словно между ними расстилалось озеро, а плавать она не умела. Сделав над собой заметное усилие, девочка и волк вошли в зал. – Сколько тебе лет, Сури? – спросила Персефона. – Не знаю… Лет четырнадцать, наверно, – рассеянно ответила девочка, не сводя глаз с балок. – Наверно? – Скорее всего, да. А может и больше. Или меньше. – Ты не знаешь? – Зависит от того, сколько я прожила у кримбалов. Тура считала, что я мэлкин. – Кто?! Что такое мэлкин? – Когда кримбалы крадут ребенка… Знаешь, кто такие кримбалы, госпожа? Персефона покачала головой. – Кримбалы – это лесные существа. Они там не живут, просто приходят время от времени. В Серповидном лесу их много, из-за деревьев там полно дверей. Живут они в Ногге, глубоко под землей, где у них великолепные залы и пиршества. Они танцуют и веселятся так, что ты даже представить себе не можешь. Короче, когда кримбалы крадут ребенка… – Они крадут детей? – О, Великая Праматерь, да! Постоянно. Никто не знает, почему. Просто у них так принято. Короче, когда они крадут ребенка, то уносят его в Ногг, где с ним делают невесть что. Очень редко ребенку удается убежать. Такого называют мэлкин, и он уже не станет нормальным, потому что любой, проведший хоть немного времени в Ногге, меняется навсегда. Так вот, обычно мэлкины старше – лет десяти-одиннадцати, но мне каким-то образом удалось удрать до того, как мне исполнился год. Тогда Тура меня и нашла. |