Книга Спящие красавицы, страница 166 – Стивен Кинг, Оуэн Кинг

Джоли подсунула один палец под пуповиной, затем два. Она сомкнула пальцы и оттянула пуповину сначала от шеи младенца, а затем и вовсе сняла её. Тиффани кричала, все сухожилия в ее шее вздулись.

— Тужься! — Сказала Эрин. — Так сильно, как можешь! На три! Джоли, не дай ему упасть лицом на грязный пол, когда он выйдет! Отсчет! Раз, два, три!

Тиффани натужилась. Ребенок, как показалось, выстрелил в руки Джоли Суратт. Он был скользким, он был красивым, и он был мертвым.

— Трубку! — Прокричала Джоли. — Теперь трубку! Немедленно!

Элейн шагнула вперед. Лила не увидела, как она это сделала, но у нее уже была наготове бумажная трубка.

— Здесь.

Эрин взяла трубку.

— Лила, — сказала Эрин. — Открой его рот.

Его. До тех пор Лила не замечала крошечной серенькой запятой под животом ребенка.

— Открой его рот! — Повторила Эрин.

Осторожно, используя два пальца, Лила сделала то, что ей сказали. Эрин засунула один конец трубки в свой рот, а другой — в крошечное отверстие, расширенное пальцами Лилы.

— Теперь надави на подбородок, — проинструктировала Джоли. — Надо создать всасывающий эффект.

Какой смысл? Мертвое остается мертвым. Но Лила еще раз выполнила приказ и увидела, как на щеках Эрин Айзенберг появляются темные полумесяцы, когда она всасывала со своего конца. Раздался едва слышимый звук — фуп. Эрин отвернула голову, чтобы выплюнуть то, что выглядело как комок мокроты. Потом она кивнула Джоли, которая подняла ребенка к лицу и осторожно дунула ему в рот.

Ребенок просто лежал на руках, голова закинута назад, бусинки крови и пены блестели на его лысой голове. Джоли дунула еще раз, и произошло чудо. Крошечная грудь поднялась; незрячие синие глаза открылись. Он заплакал. Селия Фрод начала аплодировать, и остальные присоединились… за исключением Элейн, которая отступила к тому месту, где она стояла раньше, ее руки снова сжимали бока. Крики ребенка теперь были постоянными. Его руки сжались в крошечные кулачки.

— Это мой ребенок, — сказала Тиффани и подняла руки. — Мой ребенок плачет. Дайте его мне.

Джоли перевязала пуповину резинкой и обернула ребенка в первое, что попалось под руки — фартук официантки, который кто-то выхватил с полки. Она передала плачущий сверток Тиффани, которая посмотрела ребенку в лицо, засмеялась и поцеловала в щеку.

— Где полотенца? — Потребовала Эрин. — Принесите их, немедленно.

— Они не будут слишком теплыми, — сказала Китти.

— Все равно принесите их.

Принесли полотенца, а Мэри поднесла сумку-холодильник с надписью Будвайзер на ней. Пока это все происходило, Лила увидела, как поток крови хлынул между ног Тиффани. Очень много крови. Не меньше пинты. ^[320]

— Это нормально? — Спросил кто-то.

— Нормально. — Голос Эрин был твердым и уверенным, энтузиазм просто зашкаливал: абсолютно никаких проблем здесь нет. И вот тогда Лила начала подозревать, что Тиффани, вероятно, умрет. — Но кто-нибудь, принесите мне еще полотенец.

Джоли Суратт предложила забрать ребенка у матери и положить его в импровизированную колыбельку из Будвайзера. Эрин покачала головой.

— Пусть она подержит его еще немного.

Это был тот момент, когда Лила все окончательно поняла.

7

Солнце шло на закат в том, что когда-то было городом Дулинг и теперь стало Нашим местом.

Лила сидела на крыльце дома на Санкт-Джордж-стрит со скрепленными листами бумаги в руках, когда к ней подошла Дженис Коутс. Дженис присела рядом, и Лила уловила запах можжевельника. Из кармана в стеганом жилете бывшая начальник тюрьмы вытащила источник: пинтовую бутылку джина Шенли. Она протянула её Лиле. Лила покачала головой.

— Берегите плаценту, — сказала Дженис. — Вот что сказала мне Эрин. Ни в коем случае не выскабливайте её, по крайней мере, до того, как остановим кровотечение. И никаких препаратов, которые они используют при родах.

— Питоцин, ^[321] — сказала Лила. — Мне кололи его, когда родился Джаред.

Они некоторое время сидели тихо, наблюдая, как постепенно сходит на нет свет того, что было очень длинным днем. Наконец-то Дженис произнесла:

— Я думала, тебе понадобится помощь, чтобы разобрать её вещи.

— Уже справилась. У нее не было ничего особенного.

— Ни у кого из нас нет. Своего рода, гора с плеч, не думаешь? В школе мы учили стихотворение, что-то о том, что житейские мелочи забирают всю нашу жизненную энергию. Возможно, Китс. ^[322]

Лила, которая догадалась, какое стихотворение она имеет в виду, знала, что это Уордсворт, ^[323] но ничего не сказала. Дженис вернула бутылку в карман, из которого она и появилась, и достала относительно чистый платок. Она воспользовалась им, чтобы вытереть сначала одну из щек Лилы, а затем другую, действие, которое принесло болезненно сладкие воспоминания о матери Лилы, которая делала то же самое во многих случаях, когда ее дочь, отъявленный сорванец, падала с велосипеда или скейтборда.

— Я нашла это в комоде, где она хранила детские вещи, — сказала Лила, передавая Дженис тонкую пачку бумажных листков. — Лежало под какими-то распашонками и пинетками.

На передней странице Тиффани наклеила веселенькую картинку, на которой прекрасно сложенная мамаша держит смеющегося ребенка в снопе золотистого солнечного света. Дженис была уверена, что она была вырезана из рекламы детского питания Гербер в старом женском журнале — возможно, Гуд Хаузкипинг. ^[324] Под ним, Тиффани вывела надпись: ЭНДРЮ ДЖОНС, КНИГА ДОСТОЙНОЙ ЖИЗНИ.

— Она знала, что будет мальчик, — сказала Лила. — Я не знаю, как она это знала, но она точно это знала.

— Магда ей сказала. Какие-то бабушкины сказки о процессе вынашивания.

— Должно быть, она работала над этим довольно долго, но я никогда не видела этого при ней. — Лила задалась вопросом, неужели Тиффани было стыдно. — Посмотри на первую страницу. Вот где трубу-то прорвало.