Онлайн книга «Девушки сирени»
|
– Меня никто не спрашивал, хочу ли я делать операцию, – напомнила я. У Кэролайн порозовели щеки. – Ты ставишь под удар всю нашу работу. И сестру задерживаешь. Зузанна взяла меня за руку. Не скажу, чтобы нежно. – Позволь, я поговорю с Касей с глазу на глаз? – попросила она Кэролайн и потащила меня за угол. – Ты что, с ума сошла? – Я не смогу еще раз пройти через все это, – призналась я. – Я понимаю, это тяжело, но другого шанса у тебя не будет… – Мне надо подумать. – Нет, Кася. Сейчас или никогда. – Я как представлю, что снова гипс наложат… И вообще, как я могу им доверять, я ведь буду под наркозом? – Все обойдется без гипса. Я спрашивала. И я буду рядом. Присмотрю за тобой. – Побудешь со мной? – Если разрешат, даже руки раствором помою. Буду наблюдать за операцией. Никто тебе больно не сделает. Разве только я, если ты не вернешься и не зарегистрируешься. Когда я отошла от наркоза, мне сначала показалось, что я в лагерном лазарете. У меня бешено заколотилось сердце, но потом почувствовала, что на ноге не гипс, а удобная повязка, и меня от макушки до кончиков пальцев на ногах накрыла волна облегчения. Самое главное – я практически не чувствовала никакой боли. Морфин вводился внутривенно, так что можно было не опасаться, что меня станут колоть иголками! Прошло совсем немного времени, и я поела мягкой пищи. Даже кофе попила. У моей кровати был механизм, который позволял устанавливать высоту изголовья на шести разных уровнях. А у меня была личная медсестра Дот с Лонг-Айленда, это недалеко от Манхэттена. Она ходила в белой шапочке с черными полосками поверху, это означало, что она прошла подготовку в Маунт-Синай. Впрочем, ее шапочка не очень-то отличалась от шапочки, которую я носила дома. На следующий день я в первый раз пошла, правда опираясь на двух медсестер, но все равно это было удивительное ощущение – идти и не чувствовать боли в икре. Дот принесла мне обед, а я все болтала и никак не могла остановиться. – Теперь буду повсюду гулять. И снова танцевать с мужем. Дот протерла мой поднос. Медсестра в Люблине сделала бы так же. – Похоже, ты из клуба чистых тарелок, – заметила Дот. Разумеется, я все съела, а как иначе? – Сегодня ты познакомишься с доктором Кражны. С ней приятно разговаривать. – С психиатром? Нет уж, спасибо. Только этого мне не хватало. Пришлют в Люблин бумагу, что я псих. У нас люди и не из-за такого пропадают. – Тебе не придется никуда идти. Я отвезу тебя на коляске. Мне кажется или она жует жвачку? Это разве разрешено? – Доктор Кражны такая славная. Жаль, что я не могу посидеть с ней, поболтать о своих проблемах. В дверях палаты появилась дежурная по отделению. – Дот, твоя коляска прибыла. Ты бы ее закатила, пока кто другой не укатил. – Подожди, я сейчас, – сказала Дот. Перечит дежурной? У нас в травме за такое сразу бы уволили. – Значит, ты хочешь отказаться от лечения? Вот что я тебе скажу – будешь все держать в себе, обязательно когда-нибудь сорвешься. – Спасибо за заботу. Я все никак не могла привыкнуть к тому, что американцы дают советы, когда их об этом не просят. Но когда Дот сказала мне, что все врачебные записи хранятся в тайне и ничего в Польшу не передадут, я согласилась встретиться с доктором Кражны. В то, что все останется в тайне, я не очень-то верила, но решила, что отказываться – себе дороже. В кабинете Кражны было чистенько, но тесно, а это совсем не помогало расслабиться. За единственным маленьким окном танцевали на ветру снежинки. Меня очень удивило, что доктор оказалась молодой женщиной. У нее были красивые очки в черной оправе с загнутыми на концах дужками. Диплом на стене по виду был совсем новым. Наверное, только институт окончила. Неопытная, возьмет и напишет в заключении, что я психически больная. Надо держать себя в руках. Когда санитар вкатил мое кресло в кабинет, она едва на меня взглянула. – Вы опоздали. Половина вашего времени исчерпана. – Может, лучше было вообще не приходить. – Вы вольны уйти. У них в Маунт-Синай не нашлось доктора поприятней? – Вы такая молодая… Кражны надела колпачок на ручку и бросила ее на стол. – Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Я попыталась провернуть резиновые колеса кресла-каталки, но оказалось, санитар поставил его на тормоза. – Я не могу с вами разговаривать. – В этой стране у вас есть выбор. Я прижала подушечки пальцев друг к другу. – Я психически уравновешенный человек. – А я – психиатр. И я здесь, чтобы разговаривать. Можно ли ей рассказать про сандвич с сыром? – У нас в Польше тоже есть психиатры. – Один на пять тысяч человек, насколько я слышала. Нелегко, наверное, попасть на прием. – Было бы легче, если бы нацисты их всех не уничтожили. Доктор потянулась к моей карточке. – Здесь сказано, что у вас проблемы со сном… – У меня сестра – врач. Это она им сообщила. – Проблемы с дыханием в тесных помещениях. Это называется клаустрофобией, приобретенной в результате панической атаки. – Я – медсестра и знаю, как это называется. – Тогда вы знаете, как справиться с подобными атаками? Помогает? – Психиатр пристально посмотрела на меня. – Вы были в концлагере. – Это есть в моей карточке… – Равенсбрюк. В нем содержались только женщины? – Да. – Пытали? – Там каждый день был пыткой. – Это заставило ее улыбнуться. – Я не нуждаюсь в сочувствии. Доктор Кражны расправила плечи. – Вижу. – Она взглянула на мою карточку. – Ваша мать… Я сделала глубокий вдох: – Она принесла мне сандвич с сыром, и ее арестовали вместе со мной. – Надеюсь, вы не думаете, что это ваша вина? Я стала разглядывать свои ногти. Конечно моя. – Она вернулась вместе с вами? Из лагеря? – Мама исчезла. Я не знаю, что с ней случилось. – Есть какие-то предположения? – Я об этом не думаю. – И никаких догадок? |