
Онлайн книга «Девушки сирени»
– Кася, ты спишь? – раздался знакомый голос. Лучи от прожекторов на вышках через равные промежутки времени пересекали палату. Я на секунду увидела бледное, напряженное от боли лицо Луизы. – Я здесь, Лу. Она потянулась ко мне через проход между нашими кроватями. Я взяла ее за руку. Рука была холодная. – Пожалуйста, передай маме, что я была храброй, – попросила она. – Ты сама ей все расскажешь. – Нет. Кася, мне так страшно. Я с ума могу сойти от страха. – Давай поговорим о чем-нибудь. Ты отвлечешься. – О чем? – Все равно о чем. Расскажи историю про шрам Петрика. – От детской бутылочки? Я тебе уже сто раз ее рассказывала. Я подождала, пока луч прожектора не осветит мое лицо, и очень строго посмотрела на Луизу. – Расскажи еще раз. – Кася, я не могу. – Не сдавайся. Расскажи мне эту историю. Лу сделала глубокий вдох: – Когда Петрик был совсем маленьким, бабушка, да упокоит Господь ее душу, дала ему бутылочку с водой, чтобы он попил в своей кроватке. – Он был хорошим мальчиком? – Ты знаешь, что да. Но он как-то сумел разбить бутылочку о перила кроватки и поцарапал себе стеклом переносицу. Расплакался, и прибежала мама. – Не забывай про кровь. – Крови было очень много. Ему все лицо залило. Бабушка, когда вошла в детскую, упала в обморок. Она была слабенькая… Лу замолчала. – А что потом? – спросила я. – Доктор наложил ему швы. Стекло не повредило его чудесные голубые глазки, но теперь у него на переносице этот жуткий шрам. – Никакой и не жуткий, – возразила я. Прожектор выхватил из темноты улыбку Луизы, но, улыбаясь, она казалась совсем беспомощной. – Если б у него было две головы, ты бы все равно с ума по нему сходила. Я права? – Думаю, да. Но он любит Надю. А Надя – его. Девушка не станет покупать все десять танцев с парнем, если не любит. – Знаешь, может, это и не так. Надя сказала мне, что оставила кое-что для тебя. В вашем тайнике. Луиза знала про наш тайник? Воистину, нет ничего святого. – А теперь тебе надо поспать, – решила я. – Я посплю. Только сначала скажи: нарушать обещание – это грех? – Зависит от того, какое обещание. Луиза повернула ко мне голову. Мне показалось, что даже это незначительное движение причинило ей невыносимую боль. – Но я поклялась. Бог меня простит? – После того как отправил нас сюда, Он наш должник. – Это богохульство. – Ты можешь мне рассказать. Кому ты поклялась? – Петрику. Самые разные мысли лихорадочно завертелись у меня в голове. Клятву? Про меня? – Поклянись, что никогда ему не расскажешь, что я тебе открыла. Я, наверное, больше его не увижу, но я не хочу, чтобы он считал, что его сестра – болтушка. – Луиза, нельзя так думать. Ты его увидишь. И ты знаешь – я умею хранить секреты. – Он сказал, что понял кое-что, когда вы танцевали в казино. – Что? – Кое-что важное. – Луиза, я не собираюсь вытягивать из тебя по слову… – Ладно. Он сказал, что любит тебя. Вот что. – Нет. – Да. Он сказал, что сам тебе признается. – Боюсь, что больше мне танцевать не придется, – буркнула я. – Только не притворяйся, будто тебе все равно. Ты тоже его любишь. Я же вижу. – Если тебе так уж надо знать, то – да. Но он влюблен в Надю. – Нет, Кася, он любит тебя. Он бы никогда не стал меня обманывать. Тебе повезло, что у тебя есть мой брат. Вы вместе состаритесь. У вас будут дети. – Луиза немного помолчала, а потом продолжила: – Я буду по нему скучать. И по родителям. Скажешь им, что я была храброй? Даже если в конце и не буду? Я держала Луизу за руку, пока она не уснула. Я размышляла о том, как хорошо быть любимой, представляла Петрика маленьким, думала о том, что никогда себе не прощу, если не верну Луизу домой к брату. А потом заснула сама. Вскоре у всех в палате поднялась температура. Многим девушкам стало хуже. У меня страшно болела нога – как будто на голень напал целый рой пчел. Доктор Оберхойзер появилась только на следующий вечер. К тому времени Альфреда и Луиза уже не могли двигаться. Они словно закоченели с изогнутыми аркой спинами. Я попыталась взять Луизу за руку, но у нее пальцы закостенели, как когти у птицы. Она больше не могла разговаривать, но я по глазам видела, что ей страшно. Зузанна периодически приходила в себя, но большую часть времени я не могла до нее достучаться. В те короткие промежутки, когда сестра была в сознании, она лежала, свернувшись калачиком, и, обхватив живот руками, стонала. Что они с ней сделали? Доктор Оберхойзер вошла в палату вместе с Гердой. Первое, что она буркнула: – Es stinkt hier. А мы-то что могли с этим сделать? Гниющее мясо всегда воняет. – Прошу вас, госпожа доктор, можно, нам принесут воды? – попросила я. Но доктор не обратила на меня внимания и начала обход. Она шла от кровати к кровати и помечала что-то в своих записях. – Gleiche, Gleiche, Gleiche – вот и все, что она говорила, сравнивая наши прооперированные ноги со здоровыми. Без изменений. – Зузанна! – позвала я. Почему она меня не слышит? Сестра спала, лежа на боку и притянув колени к груди. Доктор Оберхойзер подошла к Луизе. Проверила пульс. Подозвала медсестру и сказала: – Эту можете увозить. У меня кровь застыла в жилах. – О нет, прошу вас, госпожа доктор. Луизе всего пятнадцать. Герда подкатила носилки из коридора к кровати Луизы. – Ей всего лишь нужны лекарства, – просила я. – Пожалуйста. Доктор Оберхойзер посмотрела на меня и приложила палец к губам. – Пожалуйста, не забирайте ее. Две медсестры переложили Луизу на каталку. Я потянулась к доктору Оберхойзер: – Мы будем тихо себя вести. Обещаю. Доктор подошла к моей кровати и положила руку мне на плечо. – Ты не должна будить других девушек. |