Книга Новая Зона. Принцип добровольности, страница 23 – Светлана Кузнецова

Ничего мало-мальски полезного выяснить не удалось. К действиям владельцев клуба не смог бы подкопаться даже жаждущий отката служака местного УВД. Похищения производились с согласия клиентов, сама игра всем нравилась, а были ли недовольные – неизвестно.

Однако даже не это выводило Ворона из себя: кроме чертовых татуировок, ничто не указывало именно на Зону, а Арлен мог и солгать. Собеседника, этого Петра, могли накачать наркотой, а затем напялить ему на голову шлем виртуальной реальности – эффект был бы сродни воздействию «мультика», если не лучше. К тому же наркотик наркотику рознь. Та же аяуяска даже полезна, а уж сколько рецептов приготовления мухоморчиков знают таежные шаманы… И выводится данное богатство из организма без последствий в отличие от химической дряни – ни одному наркологу не подкопаться, не то что уважаемому Генриху Альбертовичу, у которого совсем иной профессиональный профиль.

И все же татуировки очень походили на наколку убитого Дима. За одним исключением: пропадали. Дим же жил с ней много-много человеческих лет, да и после смерти она продолжала переливаться у него на теле.

Могли пострадавшим вколоть новую нестабильную формулу? Да черта с два. Зачем совершенствовать то, что и так прекрасно работает, еще и испытывать даже не на добровольцах, а на совершенно посторонних случайных людях, которых наблюдать в клинических условиях не получится?

Ворон, не отрываясь от дороги, открыл «бардачок» и пошарил в нем в поисках гарнитуры.

Нечаев отозвался после первого же гудка. Весь вечер сидел у телефона и ждал, наверняка навыдумывав невесть что и хорошо, если не прокляв привычку некоторых сталкеров к работе без прикрытия.

– Улица Джона Рида, парковка ресторана «Алеманский дворик», – сказал Ворон вместо приветствия. – Гнусно пахнущее недоразумение вряд ли имеет отношение хоть к чему-нибудь, но на всякий случай пусть ваши цаевцы займутся.

– Понял, – коротко ответил Нечаев. Голос его немного потеплел. – Ты сегодня щедр.

– Меня вкусно покормили, – усмехнулся Ворон. – Настроение близко к благодушному, потому пользуйся, но в меру.

– Ну вот, а я уж обрадовался, – ответил Нечаев. – Насколько гнусное амбре у твоего недоразумения?

– Пусть с собой пару противогазов возьмут, – посоветовал Ворон. – К слову, я не шучу.

Нечаев хмыкнул, судя по долетающим звукам, он набирал что-то на клавиатуре – вероятно, посылал сообщение своим.

– Помнишь «радужку»? – поинтересовался Ворон, когда щелчки прекратились. – Я понимаю, что аналогии на грани неправдоподобности, да и времени прошло достаточно, но…

– Уже проверили, – ответил Нечаев. – Нет. Пусть эти татуировки и наводят на прямые ассоциации, к артефакту они не имеют ни малейшего отношения. Эта дрянь – нечто новое и… только не смейся, абсолютно безвредная, даже, пожалуй, полезная.

– Да неужели?

– Ужели, – передразнил Нечаев. – Арлен с шестнадцати курил, как паровоз. Жизни без табачного дыма не видел. Я по старой памяти, когда его навещал, блок с собой захватил, а он посмотрел на меня удивленно, поволок в курилку, выкурил полсигареты и выкинул. С мотивировкой: не хочу.

– Не убедил.

– Ты статистики не видел по анализам.

– Слава вышним силам! – фыркнул Ворон.

– Зря смеешься. Вот, скажем, мужику сорок пять, хроническая артериальная гипертензия, ожирение второй степени, одышка и прочие прелести прилагались… еще полгода назад. Теперь его реальный возраст, судя по биологическим показателям, – тридцать два, и выглядит весьма и весьма неплохо. Генрих Альбертович, когда его выписывал, сказал: шанс второй не разбазарьте. А мужик признался, что раньше страдал обжорством, а теперь лишний раз в сторону холодильника смотреть не хочет – как отрезало. – Нечаев вздохнул. – Ко мне, признаться, уже корыстные мыслишки в голову приходят. Может, ну его? Не будем копать это дело?

– Между прочим, у большинства этих «счастливчиков» имелись сложности с психикой, – напомнил Ворон. – И не факт, что где-нибудь на Ваганьковском кладбище не вырыты новые могилы.

– Не каркай.

– И не факт, – продолжил Ворон, – что могилы эти не братские.

– Психика-психика… – протянул Нечаев. – А она всегда страдает у тех, кто ею слаб. Зона рвет шаблоны. Потому вас в нее и тянет. Я имею в виду сталкеров.

Ворон хмыкнул.

– Ничего смешного. Вас копни – сплошь индивидуалисты, социопаты, анархисты и человеконенавистники, – зло сказал Нечаев. – А тут нормальных людей, даже более чем успешных, засунули в зоновую трясину, дали возможность по этому миру ходить, и им понравилось. Ты ведь знаешь: локации всякие бывают.

– Я-то знаю, – глухо проронил Ворон. – Только не выгорело у мастеров ни-че-го. Или почти ничего. Может, и понравилось, скорее всего кто-то и остался. Приключение у каждого свое было – это верно. Психологи наверняка работали, но разумность возобладала: у кого-то бизнес, у другого семья, третьему и в реальной жизни трэша достаточно. Они захотели вернуться…

– По крайней мере пациенты Генриха Альбертовича, – заметил Нечаев.

– Хотел бы я глянуть на статистику, – задумчиво проронил Ворон.

– Я тоже не отказался бы, – согласился Нечаев. – Вряд ли мы можем судить хоть сколько-то достоверно.

– Давай тогда лучше поговорим о технологии процесса, – предложил Ворон.

– Первое, что мы сделали: проверили, не накачивали ли их «радужкой». Нет. Чем-то качественно иным. «Радужка» в сравнении с этим – суррогат. Как «Смирнофф» и технический спирт. По последствиям для организма, кстати, тоже. Сейчас с определенной долей вероятности можно утверждать лишь то, что сыворотка была рассчитана на краткий срок пребывания в Зоне. Вероятно, тем, кто соглашался, затем вкалывали новую дозу, закрепитель или что там еще…

– Проявитель.

– Не смейся.

– Разве похоже, будто я смеюсь?

Нечаев не ответил. Наверное, покачал головой и не сообразил, что собеседник его не видит.

– Социопаты… индивидуалисты… отморозки, – задумчиво перечислил Ворон.

– Протестую, последних я не упоминал, – возразил Нечаев.

– К слову, до маленького приключения в России я имел неплохой бизнес и с людьми общался вполне дружелюбно, – задумчиво проговорил Ворон. Что-то привлекло его внимание и не отпускало. Казалось, он ухватил за ниточку, но пойти по ней пока не мог.

– Если я скажу, что ты уникален, успокоишься?

– Нет.

Машина вылетела на Симферопольское шоссе и понеслась по мосту через Оку. Вода казалась черной пустотой, в которую изредка гляделись фонари. Деревеньки спали, лишь в одном доме светилось тусклым оранжевым огоньком окно. Темной шевелящейся массой подступал к реке лес, и лишь пустынная трасса ложилась под колеса еле слышным шелестом.

– Я не понимаю логики, – признался Ворон. – Допустим, Сестринскому нужны люди.