
Онлайн книга «Судьба гусара»
Ага… Давыдов вышел на крыльцо и уселся на лавку, тоже, как видно, недавно поставленную, еще светлую. Инвалиды подвели ребят, двух сопленосых отроков лет по десяти-двенадцати. Оба чем-то похожи – худые, темноволосые, смугленькие – правда, видно, что не цыгане. Так что не смуглые – загорелые просто, и светлые у обоих глаза. Один чуть повыше, постарше, да получше одет – длинные порты, косоворотка с кушаком. Второй – в сермяге залатанной, оба – босы. Детишки-то крестьянские, ясное дело – до снегов босиком ходят. – Ну, чьих будете? – покровительственно улыбнулся Давыдов. – Местные мы. Кузьма Федосыч Воронов – барин наш, – ответил за двоих тот, что постарше. Младший лишь шмыгнул носом и кивнул. – Однако пусть так – местные. А что в барском пруду забыли? – Там, господине, караси раньше водились. И посейчас еще есть. Ей-богу, вот такие караси! – парнишка развел руками с видом бывалого рыбака. – Ловить только – навозишься. А Кузьма Федосыч нам разрешает. Поймаем одного – ему, поймаем двух – один нам. – Угу, – задумчиво протянул гусар. – Вот оно как. Значит, добрый барин-то ваш? – Ага, господин. Добрый. Если и велит выдрать – так за дело. И никого на сторону не продает. – О как – не продает! – Денис оживился. – Это почему же? – А ему самому людишки нужны, – довольно пояснил отрок. – У барина нашего – каменоломня на двоих с братом евонным, Мефодием Федосычем. Камень добывают… как его… гранит, во! – Гран-и-ит! Надо же! И куда ж он его продает? – Да много, господине, куда. И в Киев, и в Херсон, и в Одессу! Давыдов искренне удивился: – Ого, да вы и географию знаете! – А чего ж! – мальчишка подбоченился. – Нас дьякон Филипп учит. Барин сказывал, коли выучимся, приказчиками станем. В Одессу нас с гранитом пошлет. Или в Киев. – Завидно! – от души рассмеялся гусар. – Вот, ей-богу, завидно. Гляжу, повезло вам с барином, парни. Теперь поведайте-ка, как вы утопленницу нашли. – Да что говорить? – отроки переглянулись. – Пришли с утра на пруд – а тут… – Когда именно с утра? – тут же уточнил Дэн. – Солнце уже поднялось или только-только начинало. – Рано было. В церкви едва колокола отзвонили. – Ну-ну-ну! – подогнал гусар. – Говори, говори… Звать-то тебя как? – Федька. А это братец мой, Микитка. Так я и говорю… Мы сразу – к барину, стучались, стучались – не открывает. Один ведь. Слугу-то, дядьку Финогена, он еще вчерась в город послал, а другой слуга, Ерошка, приболел – в избу к родне подался, на леченье. – Хм… однако негусто у барина вашего со слугами, негусто. – Так на каменоломне ж все! – Итак… Увидели утопленницу, бросились к барину, барина не добудиться… Что дальше? – А дальше мы дьякона встретили, отца Филиппа. Ему и рассказали, а уж он… – Понятно с вами все. Денис потер ладони и, поднимаясь с лавки, спросил: – А никого чужого вы тут рядом не видели? – Дак не видели… – А вчера, вечерком? Ну, к примеру, дамочку эту? – Не-а. Мы вчерась за деревнею, на полях, солому старую собирали. Отпустив ребят, гусар вернулся в дом. Усевшись на венский стул, Ратников как раз допрашивал подозреваемого, изрядно, кстати, нервничающего. Видать, узнал уже, что к чему. – Да говорю же, не было у меня вчера никаких женщин! Никаких – ни молодых, ни старых. Да бог знает, откуда она в моем пруду взялась. Может, мимо шла, да… А я ничего не видел, не слышал – спал. – Спали они… хм… – Так-таки крепко спали? И часто вы так? – с молчаливого разрешения капитана-исправника Дэн тоже задал вопрос. – Нечасто! – глянув на гусара, подозреваемый почему-то вздрогнул и опустил глаза. Впрочем, можно было понять – почему. От стыда – от чего же еще-то! Как многие помещичьи дети, верно, еще с рождения был приписан к какому-нибудь полку, может, даже и к гусарскому. Только не служил, а числился, да потом и вовсе службу оставил, вернулся в родные места да занялся хозяйствованием. – Нечасто! Вы понимаете, господа, до скотского состояния я вообще никогда не напиваюсь! Никогда. Дело у меня – каменоломня, договоры, поставки… Некогда пить! Тем более сейчас, когда старший брат мой, Мефодий, уехал с делами в Киев. Я ж за старшего нынче, за все отвечаю, так! – Вот, верно, и расслабились! – Да что вы такое говорите?! – вскинулся молодой человек. – Вы… вы на каком основании… вы… Я городничему жалобу подам, вот! – Подадите, подадите. Ваше право, – Федор Петрович развел руками и поднялся со стула. – А теперь, любезнейший господин Воронов, мы произведем в вашем доме обыск. – Что-о? – И ежели намереваетесь оному воспрепятствовать, то не советую. Не получится, а свое положение сим еще более усугубите. Голос капитана-исправника звучал грубо и четко, истинно по-военному, не оставляя никаких сомнений в том, что следователь намерен исполнять порученное ему дело до конца. – Итак… начнем с кухни. Именно на кухне и нашлось все самое интересное! Прямо за печкою обнаружился женский плащ-пелерина, а на самой печке – заколка. Медная, с позолотой и теми же бутылочными брильянтами, что и на колье. Плащик, кстати, был еще мокроватый… – А нонче-то ночью немного дождило, ага… – Тут еще и вино, господин капитан-исправник, – отворил залавок вислоусый ветеран. – Денис, гляньте. – Ну-ка, ну-ка… Вино! И два бокала… – гусар принюхался. – Шампанское… даже и не скисло, свеженькое. Вчера и открыли, и выпили. А бокалы-то и не помыли даже. Ну да, слуги-то отпущены, некому мыть. Вон и помада на оном… – Денис посмотрел бокал на свет. – На собачьем сале – жирная… А говорите – женщины не было! Как вас понимать, господин Воронов? – Не было женщины! – обернувшись к висевшей в углу иконе Николая-угодника, Воронов истово перекрестился и с искаженным от злобы и ужаса лицом взглянул на допрашивающих. Губы его скривились, словно от зубной боли, тонкие холеные усики задрожали: – Чем хотите клянусь… Памятью покойной матушки… здоровьем племянниц… Один я был! Один! – А соседи говорят, видели, как вас вчера на коляске привезли! – вскользь заметил Ратников. – Вели, говорят, под руки. – Не помню я коляски. Вообще ничего не помню! – Ну, вот видите. Могли и даму не вспомнить. Помещик взъерошил волосы руками, зябко поежился и простонал: – Да поймите же вы! Никого я не убивал, не было никакой женщины… |