Книга Тени леса, страница 59 – Виктория Войцек

Пусть они замолчат!

Пальцы сводит. Голова кружится. Словно что-то наружу вырваться пытается. Только не выйдет, не получится, слишком уж хорошо заперта клетка. И завалена, точно книгами, новыми воспоминаниями и небылицами.

— Зенки! — приходится рявкнуть, чтобы он хоть немного пришел в себя. — Забирай ее и уноси куда подальше.

Сама девочка не в состоянии сделать хоть что-то. Она сидит на земле, слабо двигает пальцами и бледнеет. Как и каждый из нас, она знает, что происходит. Знает, что не сможет ничего изменить. И знает что произошедшее — целиком и полностью ее вина.

Судя по тому, с какой легкостью Зенки поднимает девочку на руки, она не весит ничего. Он кладет ее голову себе на плечо, убирает с лица длинные рыжие пряди, выбившиеся из косы, ласково гладит. Он несет ее неспешно, чтобы не тревожить. Будто они на прогулке. И почему я все еще наблюдаю за этим? Да, наверное, причина в том, что мне больше нечем заняться. В случае чего, я всегда могу укрыться в лесу. Или под крышей ближайшего дома — на широких деревянных балках. Неудобно, но мне нужно лишь дождаться утра, пока тварь, с которой никто из нас не может совладать, не уберется из Аркватты.

Приходится размахивать руками: слов малыш Зенки не понимает. Не понимает, что лишар может просто поиграть, а затем отправиться на поиски новой жертвы. И еле передвигающий ноги мальчишка прекрасно подходит на эту роль.

— Бросай ее в кусты! — повышаю голос, но Зенки лишь грустно смотрит на меня и не говорит ничего. — Мы уже ничего не сделаем! Их не спасти! А вот ее — еще можно.

Пальцы дергаются. Да эти двое помрут без меня. Возможно, не из-за лишара. Зайдут в охваченный пламенем дом, подумав, что в огне он их не возьмет. И сгорят.

— Вы мне еще должны будете, — рычу себе под нос.

А ведь идея хороша, согласитесь. Поджечь. Нет, не этих идиотов. Зверя. Если предположить, что он еще трапезничает, то у меня есть время. У нас есть.

— Дио!

Пещерный обнажает зубы, щурится недовольно. Он считает мои выходки трусостью; я же не считаю неправильным то, что не желаю в бою сдохнуть. Я — не герой, нет. Никто из нас — не герой. Если мы погибнем, о нас не сложат песни. Скорее просто забудут.

Даже сейчас куда больше я хочу уйти. Из Аркватты, из тоу. Я — музыкант, я — танцор, а никак не охотник на больших волосатых тварей. Но я стараюсь думать о том, что без меня эта троица не продержится. К тому же двадцать су — далеко не то, что можно случайно найти по дороге из деревни в деревню.

— Захлопни свой рот! — Вновь приходится перекрикивать весь окружающий шум. — И завали дверь хоть чем-то!

Какое-то время он не шевелится, только верхняя губа дергается. Но за неимением иных идей и из-за того, что никто не хочет входить в маленький домик и оставаться там один на один с лишаром, Дио тащится к входу. Он что-то недовольно ворчит себе под нос, путает слова. Но среди них вновь встречается «бесполезная». И, кажется, «красотка».

Торре хватает стоящую у дома лавку на маленьких толстых ножках и закрывает ей дверной проем. Для верности — прижимается к ней спиной.

— Где же ваши наемники? — Смеюсь и хватаюсь за ветку ближайшего, не плодоносящего роэля. Она легко, с треском надламывается, шуршит листвой.

Знаю ответ: нет их. В желудке зверя. Да и едва ли наемники Аркватты представляли из себя хоть что-то. Деревушка точно сошла со страниц книг, а это значит лишь одно: персонажи в ней тоже книжные — сплошь добряки и весельчаки. Может, кроются внутри чернота да гниль. Только кто же будет себя наружу выворачивать?

— Так пропали, — Зенки выглядывает из-за двери таверны. Видать, там оставил девочку. Ничего, пусть пьет. Чтобы выбить из головы ненужные мысли, выпивки нужно больше, чем времени.

— Тащи сюда лампу. — Ожидавший чего-то другого, он смотрит на меня и хлопает глазами. — Масляную лампу! — Сквозь зубы цежу ругательства: нужно было самой все делать.

Аркватта горит. Аркватта почти мертва. На улицах не видно никого, кроме нас, точно уничтожил всех зверь клятый. Пожрал, даже косточки не выплюнул. Только знаю: наверняка кто-то остался. Закрылся в доме, в таверне под стол забрался и потягивает дешевую выпивку. Глупцы, которые не желают покидать родные места. Надеются на то, что хранители — те, которые за урожай да деньги отвечают, — защитят. Но им наплевать. Нам — тоже. Дио, как и мне, нужны деньги. А Зенки, полагаю, — его рыжая девочка.

— Держи.

Когда он подбегает, пламя чуть не перекидывается на широкий белый рукав. Он управился быстро. Но все равно не слышит и слова благодарности.

Я держу ветку над крохотным огоньком. Он быстро переползает на листья, и те под его напором темнеют и сворачиваются. Выхватываю масляную лампу. Только бы успеть. Только бы зверь не услышал, а услышав — не выбежал бы. Забавно: не многим отличаюсь я от тех, кто на удачу рассчитывает. Под столами не прячусь, разве что. Но это вопрос времени.

В доме не слышно криков, они оборвались уже давно. Резко, ведь лишара, как и, наверно, каждого из нас, раздражает, когда еда издает звуки. Ярко вспыхивают ближайшие кусты. Я выливаю масло на порог, кивком прошу Дио отойти. И только когда он, скривившись, удаляется, кидаю горящую ветвь.

От зверя нас теперь отделяет стена пламени, и все равно я предпочитаю оказаться подальше. Приоткрыть дверь в одно из оставленных жилищ, прижаться к ней плечом и, в случае чего, прошмыгнуть внутрь. Там наверняка на печи стоят нетронутые блюда. К тому же я обладаю незаменимым в такие моменты качеством: умею быть тихой.

И вот лишар вырывается наружу. Как я и ожидала: лавка не останавливает его. Не останавливает и пламя: тварь припадает к земле, катится, переворачивается на спину. Она пытается потушить горящую шерсть. Я невольно морщусь от не самого приятного запаха и прижимаю к носу ладонь, чтобы не чихнуть. Чтобы зверь — пронзенный стрелами, слепой на один глаз и ужасно злой — не вспомнил обо мне.

Но он вспоминает.

Взъерошенная башка поворачивается. Лишар не замечает Торре, который разминает кулаки, не замечает и застывшего у двери Зенки. Он вскидывается и вновь пытается сбить лапой хотя бы одну стрелу. Но те слишком глубоко вошли в тело. И останутся там, даже когда зверь станет человеком. Вернее, если станет.

— Нет, — зачем-то медленно произношу я.

Будто он — Миру. Будто послушает, отойдет и не будет под ногами мешаться.

Только что слово против подобной твари? Ее морда перемазана кровью, когти поломаны, а шесть местами опалилась. У нее рваное ухо — зацепил, видать, кто-то из наемников. Зверь в ярости. И вся она направлена на меня. А до утра еще так долго ждать.

— Бросьте в него камень! — В голову приходит лишь это. Да кто же на моем месте будет долго раздумывать?

— Что? — почти одновременно удивляются Зенки и Дио.

— Хоть что-то!

Я тоже готовлюсь. Как и лишар. Наклоняюсь, сжимаю кулаки. Только с места срываюсь чуть раньше. Когда в голову человека-волка прилетает… лук?