Книга Перст судьбы. Лирин, страница 45 – Алина Углицкая

– Ваша сестра приходила к вам. И жрица тоже.

– И чего же они хотели?

– Госпожа Аини хотела разделить с вами завтрак. А жрица передала, что ждет вас в святилище на утреннюю молитву. Но это было пять часов назад. Сейчас в трапезной уже накрывают к обеду.

Застонав, Лирин откинулась на подушки, и пустой бокал выпал из ее ослабевших пальцев. Меньше всего ей хотелось видеть сейчас этих двоих. Мелек и Аини. Дворцовую жрицу и свою так называемую сестру. Но игнорировать глухую угрозу, которая исходила от них, тоже было нельзя. Лирин понимала, они обе что-то задумали и, что бы это ни было, оно вряд ли пойдет ей на пользу.

– А что с Эйхардом, ты не знаешь?

Она не хотела задавать этот вопрос. Он вырвался сам собой.

– Эту ночь он провел в шагране. Утром пришел указ из императорского дворца о доставке всех танов на общий смотр и…

Он замолчал, виновато потупив глаза.

Лирин напряглась.

– И? – в ее голосе мелькнули тревожные нотки. – Говори! Что это значит?

– Это значит, что вечером начнутся тренировочные бои. Госпожа Мелек приказала отправить ваших танов.

– А Эйхард?

– И его тоже… Императорская легита не хотела его забирать, сказала, ей не нужно, чтобы он сдох по дороге. Но госпожа жрица лично настояла на этом.

– Что?! – новость была столь неожиданной, что девушка вскочила, забыв о головной боли. – Он не может принимать участие в этих боях! Это верная смерть! Его раны еще недостаточно затянулись, кожа на спине лопнет от первого же резкого движения… О, боги… я надеялась, что до Тан-Траши еще несколько дней!

– Простите госпожа, – Лирт покаянно опустил голову, – меня не пустили в шагран. Я не смог бы им помешать.

– Когда их увезли?

– Час назад. Госпожа…

Лирин глянула на подростка.

– Зрителей на тренировочные бои не пускают, – проговорил он, чуть запинаясь от волнения, – но вы, как хозяйка тана, имеете право присутствовать.

– Значит, нужно сделать так, чтобы я там была. Одежду! Быстро!

Лирт набросил ей на плечи приготовленное платье и помог обуть туфли. Девушка, не глядя в зеркало, провела по волосам серебряной щеткой. Прихорашиваться не было никакого желания, сердце стучало в груди тревожным набатом.

Казалось, вот-вот должно случиться что-то ужасное, что-то такое, что даже боги не в силах предусмотреть или остановить.

– Пусть приготовят для меня колесницу. Но сначала… – она прищурилась, вспоминая вчерашний разговор, подслушанный в лазарете, – сначала Мелек даст мне пару ответов.

Дворцовая жрица словно ждала прихода Лирин. Стоило девушке переступить порог святилища, как женщина, привычно закутанная с ног до головы, выступила ей навстречу из полумрака.

– Не думала, что ты появишься здесь до обеда, – произнесла она, не скрывая насмешки. – Вижу, эту ночь ты провела с пользой для тела.

Лирин остановилась, пряча сжатые кулаки в складках платья. Раздражение и гнев, гнавшие ее по коридорам дворца, грозились вот-вот выплеснуться наружу, и девушке стоило больших усилий сохранять видимое спокойствие.

– Зачем? – процедила она сквозь зубы. – Зачем ты делаешь это?

– Что именно?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я! Я приказала оставить Эйхарда в лазарете до тех пор, пока не затянутся его раны. Какое ты имела право отправить его в шагран? А сегодня утром заставить имперскую легиту забрать его на общий смотр?!

– Вижу, что не ошиблась. Этот тан действительно для тебя много значит. Хотелось бы мне знать, почему. Что в нем такого? – Мелек медленно обошла вокруг Лирин, разглядывая ее так, словно впервые увидела. – Ты очень изменилась с тех пор, как он появился в этом дворце. И меня это весьма беспокоит.

– Я не понимаю, о чем ты…

– Неужели? Твое сердце полно тревоги за него. Это, знаешь ли, непозволительная роскошь в твоем положении. Сердце амаррки должно быть свободно. В нем не должно быть никаких иных чувств, кроме преданности богине и императрице. А ты посмела впустить в свое сердце мужчину. Это слабость, недостойная наследницы.

– И поэтому ты решила все за меня? Отправила его на верную смерть, чтобы вернуть моему сердцу покой? – Лирин не сдержала усмешки.

– А что я должна была сделать? Написать твоей матери, что ты влюбилась в раба?

Эти слова ударили девушку, как пощечина. Хлестко, наотмашь. Возвращая ее в реальность этого мира. Она ведь почти забыла, что получив в подарок тело и жизнь наследницы Высшего Дома, не обрела долгожданной свободы. Да, теперь на ее шее сверкает бриллиантовое колье, вместо ошейника, но она так и осталась рабыней. Рабыней, не имеющей права на лишний шаг, на лишние чувства.

Она забыла о главном. О том, чего не следовало забывать. Не сейчас. Не в ее положении. Забыла, что любовь здесь под запретом. Что ее считают не даром, а проклятием. Слабостью, которая делает сердце женщины мягче воска и позволяет мужчине лепить из нее, что угодно. Любовь это то, что связывает по рукам и ногам. Лишает свободы. Заставляет страдать. Любовь здесь сродни сумасшествию. Она отнимает разум.

– Я… не влюбилась, – судорожно сглотнув, ответила девушка. И ее сердце болезненно сжалось.

– А что же это, по-твоему? Ты разгневалась на раба настолько, что по твоему приказу его едва не забили насмерть. Но в тот же день тайком пошла проведать его, – Мелек махнула рукой, останавливая Лирин, которая искала слова в свое оправдание. – Не надо мне ничего объяснять. Тебя видели там. Тебя, наследницу Дома Маренкеш! Ты вела себя, как последняя шейта.

Каждое слово, произнесенное жрицей, казалось гвоздем, забиваемым в крышку гроба.

– Все это время я ждала, что ты одумаешься, возьмешь себя в руки. Но, видимо, эта пагубная страсть оказалась сильнее тебя. И на этот случай в законе Амарры есть весьма четкие правила, – Мелек на секунду замолчала, выделяя паузой то, что собиралась сказать. – Женщина, опорочившая себя недостойным чувством, лишается всех привилегий и изгоняется из своего Дома. А раб, посмевший вызвать в ней эту слабость – умерщвляется. Показательно и прилюдно, дабы больше ни у кого не возникло желания повторить его ошибку.

– Нет! – вскрикнув, Лирин привалилась спиной к стене. Ослабевшие ноги отказывались держать ее тело, которое внезапно стало слишком тяжелым, чужим. Кровь застучала в висках, перекрывая все звуки извне. – Значит, ты нарочно…

– Да, моя дорогая, – Мелек продолжала стоять, с легкой усмешкой наблюдая за побледневшей наследницей. Та оказалась не слишком сильна в искусстве скрывать свои чувства. Все они были написаны у нее на лице, и только слепой мог бы ошибиться, трактуя их. – Ты должна быть мне благодарна за то, что я отправила этого тана на смотр, а не приказала убить прямо здесь. Хотя, знаешь, меня посещали мысли о том, что из него вышла бы достойная жертва нашей богине.