Книга Чертов дом в Останкино, страница 47 – Андрей Добров

– Да, как я и предполагал, – задумчиво произнес Иван Андреевич, возвращая записку.

– А нет ли в этой папке чертежей самой обители? – спросила Агата. – Вдруг и они сохранились тоже?

– О нет, – рассмеялась Параша. – Но, может, и к лучшему? Какая тайна, если есть чертежи? Но есть план усадьбы…

Она снова перелистала бумаги в папке и наконец вынула свернутый вчетверо плотный лист. Он оказался планом, начерченным умелой рукой. Крылов сразу узнал и церковь, и дом, на крыльце которого они сейчас были. Неподалеку виднелись прямоугольники крестьянских дворов. Еще был пруд за домом, какие-то постройки.

Тонкий палец Жемчуговой прошелся вдоль одной из десятка тропинок, обозначенных на карте, к самому краю листа. И уперлись в пустое пространство.

– Вот здесь, – сказала она. – Смотрите… Только туда не проехать в экипаже, дорога нехоженая, заросла кустами и деревьями. А по такой погоде…

Иван Андреевич достал блокнот, к которому тонкой цепочкой был прикреплен графитовый карандаш, пролистал несколько страничек с своими записями и быстро перерисовал как умел план, согласно которому можно было отыскать и нужную тропинку, и сам дом.

– Я помогла вам? – спросила Жемчугова.

– Очень!

Она кивнула:

– Хорошо. Пожалуй, это единственное стоящее дело, которое нам с Силой Николаевичем удалось. Что вы хотите отыскать в Чертовом доме?

– Э-э-э… – промямлил Крылов, но неожиданно ему на помощь пришел Сандунов. Он погрозил пальцем:

– Небось хотите осмотреть место, чтобы потом написать какую-нибудь остренькую пьесу? Что-нибудь душераздирающее?

– Точно! – с жаром подхватил Иван Андреевич. – Точно так! Есть у меня идея переделать для театра историю про пана Твардовского.

– Кто это? – удивилась Параша. – Я все больше народные сказки знаю, которые мне маманя с тятей рассказывали. О царевиче Артобазе Хиразовиче, о Заиграе-королевиче, о Вихоре-королевиче, о Ивашке-Медвежьем ушке, о Брунцвике-королевиче.

– Да, – кивнул Сила Николаевич. – Любит у нас народ королевичей. Да еще и имена им придумывает… как вам Абидалам-королевич? Или королевич Острион? А еще ведь есть и Остромонос-королевич.

Тут вдруг заговорила Агата, до тех пор молчавшая.

– А я любила про Остромоноса. Как он заблудился в лесу и попал в пещеру Бога ветра. Там еще был Еольский остров веселья. И как Остромонос-королевич думал, что провел на острове всего три дня, а прошло три года.

– Очень кстати вы про Остромоноса вспомнили, – сказал Крылов. – Если помните, когда он возвращался в свое королевство с этого острова, то попал в руки старика, имя которому было Время. Старик схватил королевича и обвинил в обмане. А потом и умертвил. Так вот, нечто подобное происходило и с паном Твардовским, который был лях и жил в Кракове. Поляки считают его за своего ляшского доктора Фауста. Он якобы продал душу дьяволу, подписав кровью договор, и много лет пользовался услугами специального беса, а потом хитростью расторгнул договор. Но дьявол все же подловил пана Твардовского и потащил его в ад. Тогда хитрец запел псалом, отчего ангелы начали возносить его на небо, как раскаявшегося грешника. Однако и грехи не отпускали. Так и завис пан Твардовский между небом и землей. Говорят, его и сейчас в ясную погоду можно различить, болтающимся точкой высоко в небе в ясную погоду.

– Но не в такую, как сейчас, – устало улыбнулась Жемчугова. – Сила Николаевич, дай мне руку, поедем обратно к графу несолоно хлебавши. – Она оперлась на руку Сандунова, начала вставать, но вдруг покачнулась и осела обратно на ступени – без сознания. Сила Николаевич буквально рухнул рядом, не давая Параше упасть на спину.

– Что с ней? – спросила Агата.

– Помогите, – потребовал Сандунов. – Придержите ее, чтобы я мог устроить ее удобнее.

Иван Андреевич бросился на выручку, в то время как Агата порылась у себя в лифе и выудила склянку. Выдернув пробку, она поднесла к носу Параши едко пахнущий пузырек. Жемчугова вдруг закашлялась и открыла глаза. Она ничего не сказала, только жалобно посмотрела на Крылова, как будто смущаясь своего обморока.

– Я позову вашего кучера, – пробормотал Крылов. – Вам нужно как можно скорее вернуться в свой дом, к грелкам и жаровням. Вы очень бледны.

Но Жемчугова выпрямила спину и осторожно встала.

– Благодарю вас, – сказала она. – Просто на меня так подействовал ваш рассказ. Я на минуту представила себя висящей высоко в небе… А голова и закружилась. Ничего, я сама дойду до кареты, обопрусь на Силу Николаевича.

Петербург. 1844 г.

Иван Андреевич снова замолчал, как будто пытаясь вспомнить лицо Жемчуговой – впрочем, давно утонувшее в омуте прошедших лет.

– Крепостная гордячка, – сказал он наконец сварливо. – Она была уже больна чахоткой, но пока еще в легкой стадии. Болезнь обострилась, когда Шереметев перевез ее в Петербург. И она же убила ее после рождения сына. Я еще видел ее пару раз, но только на сцене, издалека. Поговорить нам так больше и не пришлось. Впрочем, чему тут удивляться? Природа и Судьба дали ей так много… Слишком много, как оказалось, для обычной крепостной девушки. Родилась на рогоже, умерла на шелках, но лет между тем и этим было отпущено совсем немного.

– Чахотка? – переспросил доктор Галер. – Заразная?

– Откуда я знаю? А что, бывают разные?

Галер кивнул, не поднимая головы:

– Как я понял, ваша актриса прожила с чахоткой довольно долго. Значит, эта та форма, при которой заражения не происходит, а больной, при известном везении, может протянуть много лет. Я вообще подозреваю, что медицина называет чахоткой несколько совершенно разных болезней.

– Послушай, – перебил его Крылов, – бывали у тебя красивые, но безнадежно больные пациентки?

Галер поднял голову и посмотрел на писателя.

– Бывали, – скупо сказал он наконец.

– Ну вот так, – пробормотал Крылов и закашлялся. Кашлял он долго, отмахиваясь от всех средств, которые доктор тут же начал извлекать из своего саквояжа.

– К черту! – Иван Андреевич оттолкнул руку доктора. – Пишите дальше. Итак. Начинало темнеть. Когда мы подошли к бричке, оказалось, что Афанасий спит внутри, на моем сиденье. Я предложил Агате прямо сейчас, не мешкая, не глядя на погоду, поехать к обители, обозначенной на схеме, но она была рассеянна и только неопределенно пожала плечами. Впрочем, и я не горел желанием тут же отправляться к Чертову дому по самой про-заической причине – я был голоден.

– Оставим это на завтра, – предложил я. – Довольно сегодня путешествий. Теперь мы точно знаем, где находится обитель.

Был у меня еще один повод не ехать, о котором я не говорил Агате. Несмотря на то что внешне я как бы согласился с постоянным присмотром целой группы шпионов, очевидно, мне это было в тягость. К тому же и сама Матушка ничего не говорила о таком опекунстве, подчеркивая необходимость секретности моей миссии. Но как можно было освободиться от внимания этой навязчивой троицы? Вот вопрос, о котором я раздумывал во время нашего возвращения в Москву.