Онлайн книга «Рябиновый мед. Августина»
Соня поднялась. Она вдруг почувствовала легкость во всем теле, ноги не болели. Ее звал далекий праздничный звон. Стены исчезли. Вдалеке белели чистые стволы берез, и казалось, звон шел оттуда. Она легко шагнула и пошла навстречу небесной музыке. С приходом нового директора жизнь в «Красных зорях» изменилась. Изменился прежде всего сам ритм детдомовской жизни. Планерка проходила за пять минут, без демагогии. Педсоветы теперь проводились без пререканий и голосований — по-военному оперативно. Все приказы по «Красным зорям» вывешивались в нижнем холле, напротив входа. Любой входящий мог по сводкам доски приказов увидеть всю сложную и насыщенную жизнь «Красных зорь». Трудовые наряды в колхоз, дежурства по коровнику и конюшне, по кухне, собрания учащихся, расписание кружков, списки нарушителей дисциплины. Стала выпускаться газета «Зорька», у которой были свои корреспонденты. Перестроил новый директор и работу пионерских отрядов. — Пусть в каждом трудовом отряде работает свое пионерское звено, — заявил директор, понаблюдав марши юных ленинцев по спортплощадке. — Нечего пионерам замыкаться на себе и жить эдаким избранным кругом, пусть идут в народ и подтягивают за собой остальных. Пионервожатой Нюре ничего не оставалось, как подчиниться, даже не заикнувшись, что придется теперь переиначить всю с трудом налаженную работу, буквально поставить с ног на голову. Пирата побаивались. В октябре тридцать пятого Варю Коммунарову приняли в комсомол. Ячейка долго спорила в прениях, но в конце сошлась на том, что достижения в спорте и военном кружке позволяют Варе претендовать на звание комсомолки. Устав девушка знала назубок и в политической обстановке разбиралась. Получив комсомольский билет, Варя летала по «Красным зорям» с горящими глазами. Она жаждала быть первой во всех важных делах. К очередной годовщине смерти Ленина детдомовская «Синяя блуза» готовила поэтический спектакль. Библиотекарь Вячеслав Иванович не жалел сил на репетициях, которые затягивались допоздна. Варю взяли в «Синюю блузу» за ловкость и хорошую речь. Нужно было многое уметь, чтобы не выбиваться из стройного ритма, — четко делать движения, быть сильным физически, чтобы суметь держать товарища в пирамиде. Да к тому же громко то хором, то врозь читать стихи. Без Бога, без барина Каша заварена: Кашу не лаптем черпать, Даешь черпак! Давят мозги черепа; Мысли — стада черепах. Революция — стихийная сила, Если нет у нее русла. Но русло — было. И мысль по руслу текла. Особенно приятно было выкрикивать раскатистый звук «Р-Р-Р», а также звонкое «3-3-3» и неоспоримое «Д»! Варе ужас как нравились строчки, доверенные ей читать единолично, как говорил Вячеслав Иванович, соло: Мы в твоем русле, Ленин! Да, Ильич, годы прошли недаром, мозг страны развился и окреп. И теперь мольба к иконам старым не откроет дверь в самодержавья склеп. Дверь забита навсегда. Да… Она всегда чувствовала холодок между лопаток, когда читала это. Варя оказалась самой высокой из синеблузников, и ей доверили взмахивать красным сатиновым полотнищем, когда все остальные, построенные в пирамиду, хором вещали: Мысли твоей, Ленин, наш миллионный салют! Годы — ступень к ступени — лестницу строят твою! Мыслям твоим, Ленин, мы не дадим остыть… На вершине на плечах парней стояла Рита Землянская и держала портрет Ильича. А Варя взмахивала полотном, как знаменем. И пускай зеленеют просторы, и пускай расцветает земля, и горластых фабрик моторы воздух гамом веселым сверлят. Из кулис в это время подсвечивали красным фонарем, чтобы получился «мороз по коже». Во время репетиции в зал заглянула Августина. Встала у окна, наблюдая работу синеблузников. Варя помнила тот давний разговор на уборке гороха. Часто думала о нем. Августина тогда сказала: «Ты мне интересна». С тех пор Варя почувствовала, что это важно, чтобы кто-то тобой интересовался. Нет, не кто-то, а именно она, Августина. Эта воспитательница была непонятна Варе — своей молчаливой строгостью и какой-то дворянской несовременной повадкой она существенно отличалась от других взрослых. Варя искала ее одобрения. Видя, что Августина заинтересовалась репетицией, девушка вовсю старалась: Пулями об жесть Бились вопли: Нечего есть! Нечего грызть! Нечего жевать! Буржуи слопали! Кончена жисть… Пора околевать… Синеблузники выкрикивали слова. Варя то и дело бросала взгляды на Августину. Трудно было понять по лицу воспитательницы, нравится той исполнение артистов или же что-то не устраивает. Приходилось обходиться догадками. Когда подошла Варина очередь выкрикивать строчки, она даже немного покраснела от волнения и едва сдерживаемого восторга: Все народы сомкнули плечи и идут, к руке рука. А у мира — глаза человечьи и нахмуренный лоб слегка. Варе отчего-то показалось, что Августина морщится. Наверное, у Вари не хватило звонкости и напора, которых требует Вячеслав Иванович. Варя с беспокойством взглянула на взыскательную зрительницу. Нет, она определенно морщится, думая, что этого никто не замечает. Может, у нее просто что-то болит? Или директор поругал? Он может. Впрочем, не успела Варя подумать, увидела и директора. Стоит себе у дверей и тоже потихоньку наблюдает репетицию. И к тому же, как и она, Варя, косится в сторону Августины. Послушает немного текст — и оглянется на окно, у которого та замерла. Вячеслав Иванович репетировать при директоре явно стесняется. Нервничает. Сейчас объявит перерыв. И точно: — Пять минут перерыв и приготовиться на финальную часть. А сам — прямиком к директору. Варе было ужасно интересно, что же скажет директор по поводу спектакля. Но тот лишь поинтересовался: — Это чьи стихи? — Пролетарский поэт Ярослав Родняр написал, — с достоинством ответил библиотекарь. — Сила! |