Онлайн книга «Рябиновый мед. Августина»
— Ушел, стервец, — выругался один из младших командиров. Но Вознесенский не реагировал. Не это его сейчас интересовало. — Где Федулов? — Федулов! — Федулова к комиссару! Из крайней юрты вынырнул Федулов с мальчиком на руках. Вознесенский чужими ногами двинулся навстречу. Ребенок вцепился в него, ткнулся носом в колючую шею: — Папка, я домой хочу! К маме… — Да, сынок. Сейчас поедем. Отряд подсчитывал свои трофеи. Их было немало — английское оружие, лошади, верблюды. Были и потери. Но комиссару Вознесенскому было все равно. Впервые за много дней и ночей в нем отключился военный и его вытеснил какой-то другой, совершенно ему не знакомый человек. Впрочем, этого человека пришлось поставить на место. Передав сына Федулову, разделил отряд на две группы и тотчас отправился по следам Исламбека. Все эти дни, ожидая известий о сыне, Ася не спала и не ела. Превратилась в высохшее до срока дерево, почернела лицом. Она стояла у городских ворот и вглядывалась в пыль на дороге, когда увидела всадника с курчавой светлой головой. Впереди сидел ребенок. Увидев мать, взмахнул рукой. Она прислонилась к каменной стене и не смогла сделать ни шагу. А пару дней спустя Бухару облетела весть — Вознесенский поймал неуловимого Исламбека. Ася отправилась в часть встретить мужа. Она не признавалась себе, но ею двигали не только солидарность с мужем и благодарность за спасение сына. Она хотела видеть Исламбека. Она хотела взглянуть в глаза разбойнику, посягнувшему на ее ребенка. Со смутным, необъяснимым чувством приближалась Ася к части. Со стороны долины красноармейцы вели Исламбека. Руки связаны за спиной, загорелое лицо наискось изуродовано глубоким порезом. Бритая наголо, черная от загара голова блестит на солнце. Когда пленный поравнялся с Асей, их взгляды пересеклись. Без сомнения, он узнал ее. «Жаль, что пожалел тебя тогда», — сказал он ей по-французски. Из палаток выходили красноармейцы — все хотели взглянуть на знаменитого разбойника. — Что он сказал? — спросил командир. Ася пожала плечами. Исламбек улыбнулся краешком губ. — Ты уж скажи по-русски, чтобы мы все тебя поняли, — громко предложил командир и тоже улыбнулся. Он был рад редкой удаче — банда, за которой охотились больше года, обезврежена в несколько дней! Исламбек остановился и прямо посмотрел в лицо командиру. Пленник не выглядел побежденным. Он был на своей земле, и весь пейзаж — горы, высокие узкие тополя позади, поле тюльпанов вдалеке, — все это подходило к его диковатому восточному образу и будто бы поддерживало его. — Ваша власть недолгая, — сказал он. — Народ не станет терпеть иноверцев. Вас все равно перебьют. — Ну этого ты уже не увидишь, Исламбек, — громко сказал командир. Сказанное больше предназначалось красноармейцам. Исламбека было не переубедить. — За меня отомстят, — ответил он. — Жаль мне тебя, — покачал головой командир. — Мог бы жить как все, с семьей. Как, например, твой брат Арсланбек. На это арестованный негромко огрызнулся по-своему и гортанно засмеялся. Асе было неприятно смотреть на пленного, но она не могла оторвать глаз от него. Было что-то зловеще-притягательное в горящем взгляде, от которого веяло ненавистью. И только заметив у дальних палаток Вознесенского, Ася отступила и, отвернувшись, пошла навстречу мужу. Она не могла избавиться от мысли, что Исламбек какими-то нитями теперь связан с ней, с ее сыном, с ее мужем. Что невидимая чаша весов удерживает их всех в равновесии, и убери кого-то с этой чаши, все нарушится, все исчезнет. Не дойдя до Вознесенского, она оглянулась. Пленного увели. — Вознесенский, его убьют? — спросила она вечером, когда они, по своему обыкновению, гуляли по городу. — Да. — Я не хочу. Я не хочу, чтобы его расстреляли. Лучше бы ты дал ему уйти за кордон! — Что ты такое говоришь, Ася? Он никогда не уйдет, не отступится. Его жизнь в этой борьбе, в этой войне. Раньше с царем воевали, теперь с нами. Это их профессия, образ жизни. Исламбек по-другому не жил никогда. Забудь. — Мне страшно, — призналась она. — Кровь за кровь… У меня такое ощущение, что его смерть принесет нам новые несчастья. — Я вижу, ты засиделась дома. Стала рассуждать как аристократка. Суеверной сделалась… Нам в часть нужна стенографистка. Пойдешь? — Пойду! — не задумываясь, ответила Ася. Между тем Бухара жила своей вековечной жизнью. Убрали поздние фрукты, собрали грецкий орех. Поверх обычного платья для тепла и мужчины, и женщины надели чапаны. Стало прохладно. Но разве прохладу туркестанской осени сравнишь с погодой хотя бы ярославского сентября? Вознесенские скучали по родным местам, но знали — не скоро Алексея переведут в Россию. Неспокойно было в Бухаре. * * * Ася стала работать в части у мужа стенографисткой. Научилась быстро записывать и печатать на машинке. Когда возвращались с Алексеем домой, издали высматривали старую чинару, на которой обязательно в это время висели Маруся с Юликом, ожидая их возвращения. Вечерами они частенько отправлялись гулять по городу — Юлиан верхом на плечах отца и Ася с Марусей. Однажды Зульфия принесла из города новость — Арсланбек бежал. — Куда бежал? — не поняла Ася. — Откуда бежал? — Взял старшего сына и ушел за перевал. А всех жен оставил. В его доме теперь стон стоит. — Как же так? Пятерых жен с детьми оставил, пусть как хотят? — Ну да. Жену-то он себе новую возьмет, а сын — наследник. Их было два наследника в семье — Исламбек и Арсланбек, а теперь Исламбек расстрелян, остался один Арсланбек. Арсланбек стал главным. Забрал золото семьи, спрятанное в горах, и ушел за перевал. — Ловко. Впрочем, бегство Арсланбека несколько успокоило Асю, у которой из головы не шли слова Исламбека о мести. Отряд разгромлен, брат убежал — мстить некому. Страх уже несколько притупился и стал забываться, когда однажды вечером чинара возле дома Зульфии оказалась пуста. У Аси сердце кольнуло. Никогда мальчик не пропускал момент их возвращения. Что-то случилось. — Бегают где-нибудь, — предположил Алексей. Она ничего не сказала, но когда во дворе им навстречу выбежала перепуганная Маруся, Ася поняла, что предчувствия не обманули. — У Юльки жар! — выпалила Маруся. — Весь горит и дышит тяжело! Юлиан лежал на сундуке, покрытом одеялом. Рядом сидела Зульфия, прикладывала к лицу ребенка мокрое полотенце. Увидев мать, мальчик молча протянул руки. Из его груди вырывался сиплый хрип. Ася держала сына за горячие ладошки. — Что это, Алеша? — тревожно спросила Вознесенского. — Он вчера еще был совсем здоров! Что это? |