
Онлайн книга «Под знаком незаконнорожденных»
– А-а, господи боже, – пробормотал Мак и пихнул его к двери. – Мак, – сказала Линда. – Как бы ее не продуло на лестнице. Я что подумала, может, ты снесешь ее вниз. Знаешь что, пусть этот идет впереди, я за ним, а ты сзади. Ну-ка, подними ее. – А знаете, я совсем не тяжелая, – сказала Мариэтта, воздевая к Маку локотки. Неистово покраснев, молодой полицейский подсунул сложенную ковшиком вспотевшую лапу под благодарные бедра девушки, другой обхватил за ребра и легко вознес ее к небесам. Одна из ее туфель свалилась. – Ничего, – быстро сказала она, – я могу засунуть ногу к вам в карман. Вот так. Лин донесет туфлю. – А вы и вправду не много весите, – сказал Мак. – Теперь держи меня крепче, – сказала она. – Держи меня крепче. И отдай мне этот фонарик, он мне делает больно. Маленькая процессия начала спускаться по лестнице. Было темно и тихо. Круг шагал впереди, в круге света, игравшего на склоненной, непокрытой его голове, на коричневом халате, – ни дать ни взять участник какого-то таинственного религиозного действа с картины мастера светотени, или с копии с этой картины, или с копии с этой копии, или с какой-то другой. Следом шла Линда с пистолетом, нацеленным ему в спину, ее миловидно изогнутые ноги изящно перебирали ступени. За ней шел Мак и нес Мариэтту. Преувеличенные детали перил, а иногда тень от волос и пилотки Линды скользили по спине Круга и вдоль призрачных стен – это плясал электрический фонарь в пальчиках озорной Мариэтты. На тончайшем ее запястье имелся снаружи забавный костяной бугорок. Теперь давайте расставим все по местам, давайте посмотрим правде в глаза. Они нашли рукоятку. В ночь на двадцать первое Адам Круг был арестован. Это было неожиданно, поскольку он не предполагал, что они сумеют найти рукоятку. Собственно, и сам-то он едва ли знал, что какая-то рукоятка вообще существует. Будем рассуждать логически. Они не причинят ребенку вреда. Напротив, ведь это их ценнейший залог. Не будем выдумывать лишнего, будем держаться чистого разума. – Ох, Мак, как божественно… Я хотела бы, чтобы здесь был биллион ступенек! Может быть, он уснет. Помолимся, пусть он уснет. Ольга однажды сказала, что биллион – это сильно простуженный миллион. Голень болит. Все, все, все, все, все, что угодно. Твои сапоги, dragotzennyi, вкусом напоминают засахаренный чернослив. И взгляни, на губах у меня кровь от твоих шпор. – Ничего не вижу, – сказала Линда, – перестань баловаться с фонарем, Марихен. – Держи его прямо, детка, – пророкотал Мак, отдуваясь с некоторой натугой, его огромная неопытная лапа медленно таяла; несмотря на легкость его каштановой ноши; оттого, что жар ее возрастал. Повторяй себе, повторяй: что бы они ни делали, они не причинят ему вреда. Их жуткий запах и обгрызенные ногти – зловоние и грязь гимназистов. Они могут начать ломать его игрушки. Перебрасываться, и ловить, и перебрасываться, угадай, в какой руке, одним из его любимых мраморных шариков, тем, опаловым, единственным, священным, к которому даже я не смел прикоснуться. Он посередке, старается их остановить, поймать шарик, спасти. Или, к примеру, выкручивать ему руку, или какие-то грязные подростковые шуточки, или – нет, все не так, держись, не выдумывай лишнего. Они позволят ему заснуть. Они просто пограбят в квартире и нажрутся досыта в кухне. И как только я доберусь до Шамма или прямо до Жабы и скажу ему то, что скажу… Неистовый ветер вцепился в четверку наших друзей, когда они вышли из дома. Их ожидал элегантный автомобиль. Линдин жених сидел за рулем – приятный блондин: белесые ресницы и… – Ба, да никак мы знакомы. Ну как же! Фактически однажды мне уже выпала честь шоферить для профессора. А это, значит, сестричка. Рад познакомиться, Марихен. – Лезь внутрь, ты, толстый олух, – сказал Мак, и Круг тяжело осел рядом с водителем. – Вот твой туфель и вот твой мех, – сказала Линда, передавая обещанную шубку Маку, который принял ее и принялся укутывать Мариэтту. – Нет, просто на плечи, – произнесла дебютантка. Она встряхнула гладкими каштановыми волосами, затем особым высвобождающим жестом (тыльная часть ладошки быстро порхнула над нежным зашейком) легко взметнула их, чтобы они не лезли под воротник. – Здесь есть местечко для троих, – сладко пропела она из машинных глубин лучшим ее голоском (иволга золотистая) и, отскользнув к сестре, похлопала по свободному месту у дверцы. Однако Мак откинул одно из передних сидений, чтобы поместиться прямо за арестантом, положил оба локтя на разгородку и, сунув в рот мятную жвачку, велел Кругу вести себя прилично. – Все на борту? – осведомился д-р Александер. В этот миг распахнулось окошко детской (крайнее слева, четвертый этаж), высунулся один из молодцев и завопил что-то вопрошающее. Из-за буйного ветра ничего нельзя было извлечь из мешанины слов, вылетавшей наружу. – Что? – крикнула Линда, носик ее нетерпеливо наморщился. – Углововглувуу? – взывал из окна молодец. – Лады, – сказал Мак, ни к кому в отдельности не обращаясь. – Лады, – повторил он. – Мы тебя услышали. – Лады! – крикнула вверх Линда, сложив рупором руки. В трапеции света замаячил в бурном движении второй из юнцов. Он вцепился в запястья Давида, взобравшегося на стол в тщетной попытке достигнуть окна. Ярковолосая светло-синяя фигурка исчезла. Круг, мыча и дергаясь, наполовину вывалился из машины с повисшим на нем Маком, обхватившим его за поясницу. Машина поехала. Бороться было бессмысленно. Процессия цветастых зверушек пронеслась по косой полоске обоев. Круг упал на сиденье. – Интересно, чего он спрашивал, – сказала Линда. – Ты совершенно уверен, что все в порядке, Мак? Я хочу… – Ну, у них же свои инструкции, разве нет? – Я полагаю. – Всех шестерых, – выговорил Круг, задыхаясь, – всех шестерых, вас, будут пытать и расстреляют, если с малышом что-то случится. – Ай-яй-яй, какие плохие слова, – сказал Мак и не слишком нежно тюкнул Круга за ухом костяшками четырех расслабленных пальцев. Д-р Александер, именно он разрядил несколько напряженную атмосферу (ибо не приходится сомневаться, что в эту минуту все они ощутили – что-то пошло не так). – Что ж, – сказал он с умудренной полуулыбкой, – уродливые слухи и некрасивые факты не всегда так же неизменно верны, как уродливые невесты и некрасивые жены. Смех брызнул из Мака, прямо Кругу на шею. – Ну, я скажу, у твоего нового отличное чувство юмора, – прошептала сестре Мариэтта. – Он университетский, – сообщила большеглазая Линда, благоговейно кивая и выпячивая нижнюю губку. – Он ну прямо все знает. Меня просто оторопь берет. Ты бы видела, как он управляется с пробками или с разводным ключом. Девушки предались уютной беседе, как это водится у девушек, сидящих на заднем сиденье. |