
Онлайн книга «Венерин башмачок»
![]() — Принеси одеяло, — бросил Андрей и пронес девушку в гостиную. Уложил на диван. Инна Викторовна кружилась рядом, пытаясь понять, в чем дело. Наконец до нее докатился аромат коньяка, и она «созрела»: — Да она — пьяная! Где ты ее подобрал?! — Я ее не подобрал, мам. Мы пили вместе. Вернее, это я ее напоил, каюсь. Не думал, что она так сразу растечется. — О Господи… — Инна Викторовна в ужасе уставилась на сына. Все ее худшие опасения подтвердились, — Ты… ты спал с ней? — Мам! — Андрей плюхнулся в кресло. — Что-то ты стала… как-то плоско мыслить. Сразу какие-то банальности в голову лезут. На тебя это не похоже. — Андрюша, не хитри. Я давно за тобой наблюдаю, сынок. Ты изменился. Ты с Оксаной общаешься больше, чем с Кристиной. — Не делай из мухи слона. У тебя найдется что-нибудь перекусить? Инна Викторовна с тревогой вглядывалась в лицо сына. Его глаза озорно блестели той легкой дозой алкоголя, когда человек еще не пьяный, но в нем уже успел поселиться кураж. Что там у него в голове? Им, молодым, так нравится ходить по краю… — Андрюша, поклянись, что у тебя с ней ничего не было! И не будет. Андрей смешно наморщил нос. — Фу, мам, как нехорошо ты говоришь… Тебе не идет быть такой занудой. Ну с чего ты взяла? У Оксаны личная драма. Муж притащился к ней в магазин со своей новой дамой сердца. Довели Оксану до тряски. Тут появляюсь я и… — Что ты там делал? Зачем пошел к Оксане в магазин? Андрей уселся поудобнее и попытался согнать с лица всякое подобие улыбки. — Я, между прочим, тратил свое время драгоценное, рылся в Интернете в поисках этого лекарственного растения, которое изображено на черепушках. — Нарыл? — Нарыл. И заметь, это было непросто. Ибо черепушку разрисовывали люди древние, времен неолита. А справочники для Интернета создавали люди современные. Вроде меня. Но я все-таки нашел! И поспешил доставить информацию. Ведь родная матушка предупреждала, как это срочно необходимо. — Но информация нужна была Ларисе! Ларисе, сынок, а не Оксане. Андрей кивал на материны слова и улыбался: — Я пришел сюда. Ларисы здесь не оказалось. И я пошел к Оксане, поскольку до тебя не дозвонился. Я шел отдать папку с информацией. Мой ответ тебя удовлетворил? — Ларисы здесь нет? — опешила Инна Викторовна. — А где же она? — Ну, ушла куда-нибудь погулять… — Что ты такое говоришь, Андрей? Куда она пошла одна? Ей одной выходить нельзя, она заблудиться может! Инна Викторовна вскочила и метнулась к лестнице. Она хотела убедиться, что племянницы нет дома. Андрей последовал было за ней, но из кухни выскочила Юлька и повисла на нем. Инна Викторовна нашла сына в кухне, уплетающим холодные оладьи. — Это мама готовила, — хвасталась Юлька. — Мама все умеет готовить: и блины, и блинчики, и оладьи. Я люблю с вареньем. — А я — со сметаной, — добродушно щурился Андрей. — Ее нет! — потрясая куцей бумажкой, объявила Инна Викторовна. — Она уехала! У Инны Викторовны подкашивались ноги. В эту минуту ей казалось, что весь дом сошел с ума, оставив ее одну, здравомыслящую, со всеми проблемами наедине. Особенно ее выводил из себя абсолютно спокойный видок Андрея. Губы сына были вымазаны сметаной. — Что ты сидишь? — взвилась Инна Викторовна. — Ты прочитай, что она тут написала! Андрей послушно принял из рук матери бумажку. На ней твердым Ларисиным почерком сообщалось, что она поехала в университет. По своим делам. — Лариса — взрослая женщина, — напомнил Андрей, вытирая губы полотенцем. — Она не в себе! — горячилась Инна Викторовна. — Ей нельзя одной уезжать так далеко! Она может заблудиться. Неужели ты не понимаешь? Я понимаю, мать, что ты скоро доведешь себя до инсульта! Если не до инфаркта! — неожиданно резко произнес Андрей. И замолчал, потому что заметил за спиной у матери постороннего. В холле маячил мужчина с цветами и тортом. И Андрей, и Инна Викторовна, и Юлька заинтересованно уставились на него. Инна Викторовна узнала Петрова. — А Ларисы нет, — сообщил Андрей. — Мужчина! Вы должны нам помочь, — мгновенно сообразила Инна Викторовна. — Вы ведь к Ларисе пришли? А она укатила в университет. Мало того, что это за сто километров от дома, так она еще и не помнит ничего и никого. — Она уехала не предупредив? — уточнил Петров. — Нет, я знала, что она собирается, но… У нас машина, я бы велела отвезти ее до места. Или Андрей бы отвез. А она молчком! — Я понял, — кивнул Петров. — Я сейчас поеду и найду ее. И прежде чем кто-либо успел отреагировать, мужчина положил торт, цветы и скрылся за дверью. * * * Своего профессора Лариса не застала, а разговор с молодым завкафедрой не придал ей оптимизма. Она вдруг почувствовала себя ученицей, плохо подготовившейся к экзамену. Ее открытия, сделанные в пещере, оказывается, не имели научной ценности, поскольку не были подтверждены доказательствами. А историю о племени Желтого Цветка он назвал выдумкой чистой воды. — Вам бы, девушка, романы сочинять, — усмехнулся прилизанный преподаватель, покровительственно поглядывая на гостью сквозь стекла очков. — И почему вы решили, что на украшении изображен именно цветок? Фантазии вам, конечно, не занимать, но… Если вы вздумали писать диссертацию, то вам следует не фантазировать, а зарыться в библиотеке и читать, читать… Лариса едва сдержала себя, чтобы не хлопнуть дверью. «Читать, читать…» Что он понимает? От бессилия у нее заломило в висках. Увы, она не могла объяснить внятно и доходчиво, что именно испытала она там, в пещере. Как объяснить то ей самой непонятное состояние, когда теряешь границы реальности и чувствуешь, как сквозь тебя проходит время? Как передать то состояние, когда чувствуешь себя участником незнакомых событий? А люди, которых не знала, возникают возле тебя как реальные лица? Лариса остановилась посреди пустынного вестибюля. Что с ней? Что с ней такое, кто может объяснить? Может, именно так люди сходят с ума? Она вылетела на крыльцо университета так поспешно, будто кто-то намеревался схватить ее за руку. Она вырвалась из молчания вестибюля в полифонию улицы и остановилась. Сердце беспокойно вздрагивало. Лариса попыталась выстроить четкий план дальнейших действий. Нужно вспомнить, на каком автобусе она должна добраться до вокзала. Она огляделась. В мозгу стучали слова завкафедрой — неприятные, окрашенные его презрительным тоном. |