Онлайн книга «Вероника»
— Сдается мне, что ты тоже бунтуешь. Заперся здесь вдали от людей, никого в свою жизнь не пускаешь. Почему? — Тебя пущу. Но не сейчас, ладно? Сухарев наклонился и нашел в темноте ее губы. Они целовались, сидя на полу — как школьники. Дождь за окном поредел. — Не уезжай, — попросил он шепотом. — Ладно, я побуду еще немного, — так же шепотом ответила она. «Скорая» приехала утром, никаких отклонений в здоровье девочки врачи не обнаружили. — У нее режется первый зуб, мамаша, — устало сообщила врач. — В этом случае может быть не только температура, но и расстройство стула, повышенная нервозность. У вас что — первый ребенок? Не дождавшись вразумительного ответа от Веры, врач посоветовала побольше с ребенком гулять, поскольку после дождя воздух в лесу особенно целебный. Вера собралась и отправилась выгуливать Ксюшку. Пляж был мокрый, каждый след отпечатывался в песке. Вера шла и разговаривала с девочкой. О том, как испугалась за нее вчера и как нехорошо так пугать тех, кто любит тебя. У лестницы ее поджидала Татьяна. — Ну как? Воспаления нет? Вера покачала головой. — Зубки лезут. — Надо же! Так нас всех перепугала, хулиганка! Татьяна весело погрозила пальцем Ксюхе. Та в ответ пустила слюни. — А у вас как дела? — Перелома, слава Богу, нет, но вывих порядочный. Сегодня ездили на рентген. Вера не успела выразить сочувствие, Татьяна отвлекла ее, показывая в небо. Параплан парил над поляной, а рядом невозмутимо завис орел. — А вообще-то, Вера, я очень рада за вас. Ну, точнее, за Егора. Вера открыла было рот, но Татьяна не дала ей возразить: — Я сразу, как приехала, заметила — он другой. Глаза другие. Мы ведь пять лет назад, можно сказать, силком его в свой клуб втянули. В глазах — голая тоска, смотреть невозможно. Стал летать, немного ожил. А сейчас с ним такие перемены… — Какие же раньше у него были глаза? — полуспросила Вера. — Отсутствующие. Весь в себе. — Да, но, наверное, для этого были причины? — Конечно, причины, — согласилась Татьяна и вдруг попросила: — Можно я ее подержу? — Попробуйте. Она у нас дама с норовом, не ко всякому пойдет. Татьяна осторожно взяла Кеющку. Та нахмурила бровки. — Какие мы красивые! Какие норовистые! На маму похожа, вижу. А на папу? — Таня, вы извините… Вы нас не правильно поняли. Это не Егора дочь и не моя. Татьяна вскинула на собеседницу огорченное лицо. — Правда? А я-то думала! Ему бы так нужно семью, ребенка… — Но почему? — Как почему? Ведь его жена погибла беременная, разве он вам не рассказывал? Вера замялась. — Егор всегда обходит эту тему. Ему до сих пор больно об этом говорить. — Да это и понятно. Он столько лет стережет эту реку, где утонула его жена. Словно она может выплыть, понимаете? Как он с ума не сошел до сих пор? Они приехали на месяц отдохнуть, а он поселился здесь навечно. Похоронил себя вместе с ней. У них так долго не было детей, они так радовались… — Так.., тело не нашли? — тихо спросила Вера, зная, что у Егора она об этом не спросит. — Нет… — Теперь Татьяна уставилась на Веру с подозрением. — Так вы и этого не знаете? — Теперь знаю. Она забрала Ксюшку и зашагала вдоль берега в противоположную сторону. В голове пульсировала кровь. Она все поняла. Горло сжимал спазм. Чужая боль облила ее своей неподдельностью. Преданность — качество, которое она превыше других ценила в людях, бесспорно, принадлежало Егору, этому странному лесному сычу. Она должна для него что-то сделать. Что? Купить в конце концов для него эту турбазу, чтобы никто не смог прогнать его отсюда. Она понимает его беду. Больше того, она любит его… Вера вернулась в лагерь и стала искать Сухарева. Его нигде не было. Накормив и искупав девочку, она укутала ее и положила в коляску. Засыпала Ксюшка только на свежем воздухе. Вера катила коляску перед собой по направлению к столовой, когда ее догнал Сухарев. — Пойдем, — сказал он и положил ей в руки букет полевых цветов. Букет был пестрым, горько-ароматным, но Сухарев не дал ей насладиться созерцанием. — Куда мы идем? — Ко мне. Он привел ее к своему флигелю. Коляску со спящей девочкой поставили на веранде и накрыли пологом от комаров. Вечерело. Во флигеле пахло полынью и мелиссой. На столе у окна Вера заметила два высоких бокала и миску с черешней. Ягоды высились горкой, а стебельки торчали в разные стороны. Сухарев чиркнул спичкой, и на подоконнике ожила свеча. Достал из шкафа вино и наполнил им оба бокала:.. И вино, и черешня были одного цвета. Вера села к столу и взяла ягоду. Черешня оказалась упругой и сочной. Сухарев поднял бокал. — Я хочу выпить за вчерашнюю ночь. Она оказалась очень важной для меня. — И для меня, — как эхо повторила Вера. Он пил свое вино, не отрывая от нее глаз. Она проделала то же самое. Краем сознания Вера отметила, что, конечно, где-то она это уже видела или читала: вино, свеча. И что Сухарев неоригинален. Но сейчас это не имело значения. Он сделал это все для нее. Он хочет быть с ней, она ему нужна. И это главное. В ночь за окном вдруг ворвались звуки ударных. — Танцы, — кивнул Егор в сторону столовой. Вера встала и взяла его за руку. — Я объявляю белый танец. Сухарев поднялся и обнял ее. Они танцевали на маленьком свободном пространстве его комнаты между столом, кроватью и дверью, и теснота помещения делала их еще неразрывнее и ближе. Сухарев потерся щекой о ее волосы, и Вера закрыла глаза. Казалось, что ночь плывет мимо них, унося с собой заботы и впечатления. Им оставалось только чуткое ощущение друг друга, их тесный мир на двоих. Сухарев остановился и нашел губами ее лицо. Он изучал его неторопливо, словно губы хотели запомнить то, что целовали, и, сбиваясь, возвращались к уже изученному, чтобы повторить все сначала. — Ты все еще думаешь о нем? — вдруг спросил Егор, держа ее лицо в ладонях. — Нет. Я думаю о тебе. Я хочу.., может, это звучит слишком прямолинейно, но я хочу тебя! — выпалила Вера, держа обе ладони на его груди. |