Онлайн книга «Застывшее время»
|
Почему она так считает? Потому что они были написаны ямбическим пентаметром, а все остальные, включая Генриха, нет. И так далее. Когда они по вечерам играли в шарады, всеобщее восхищение побуждало ее раскрываться и блистать. Она даже открыла в себе комедийный талант. Дома абсолютно никого не интересовало то, чем она занимается, и благодушные ожидания вскружили ей голову. К тому же складывалось впечатление, что семья общается исключительно со знаменитостями. Кажется, они знают буквально всех, притом близко – особенно Ци, как она теперь называла леди Циннию. Стоило лишь упомянуть политика, драматурга, дирижера, как тут же выяснялось, что та с ним знакома. Гостевая книга пестрела именами популярных актеров, музыкантов, писателей, художников и танцоров – в основном мужчин. Библиотечные книги содержали дарственные надписи их авторов, упражнявшихся в различной степени почтения к хозяйке, из чего Луиза заключила, что столь обожаемый всеми человек должен быть весьма незаурядной личностью. Однажды во время чая принесли телеграмму, и Луиза отметила, что Питер тут же подошел к леди Циннии. Та прочла и с улыбкой передала ему. – Это от Уинстона. Я писала ему, похвалила за отличную работу. Как все это было далеко от Стоу-хауза – и даже от ее семьи! Когда Луизу стали расспрашивать о семье, она постаралась преподнести своих как можно интереснее: мать танцевала в русском балете, отец – бравый военный; все живут под одной крышей у дедушки-патриарха. В пятницу позвонила мать. – Я и понятия не имела, что ты здесь! – начала она недовольным тоном. – В театре я сейчас не нужна, и Майкл пригласил меня – у него недельный отпуск. – Ты должна была позвонить и сообщить о своих планах, ты прекрасно это знаешь! – Извини, мамочка, я бы обязательно позвонила, если б что-то новое. Да и потом, всего неделя… – Дело не в этом. У папы освободилась пара дней, и он хотел съездить к тебе в Девон повидаться. Получается, мы бы проделали такой путь зря! И кстати, чуть было не поехали – отец хотел нагрянуть сюрпризом. – Ой, ну прости! Я не занята в следующем спектакле, и вообще, я не думала, что вы захотите приехать. – Ты в гостях у семьи, надеюсь? – Да, конечно. Они ко мне ужасно добры. Мать Майкла рассказывала, что общалась с самим Дягилевым, и наверняка видела, как ты танцуешь. – Правда? Что ж, надеюсь, ты там ведешь себя прилично. И хорошо проводишь время, – добавила она с ноткой сомнения в голосе, словно эти две вещи были несовместимы. – Просто замечательно! В понедельник я возвращаюсь в Стоу. Вы сможете приехать на мой следующий спектакль? – Вряд ли. Отцу редко дают выходные. Позвони мне, когда вернешься. Пожалуйста, не забудь! Луиза пообещала. Затем она справилась о здоровье бабушки. Мать сказала, что та чувствует себя неважно. Наконец Вилли решила закончить беседу – все-таки междугородний звонок, – и Луиза вздохнула с облегчением: разговор никак нельзя было назвать приятным. В субботу вдруг оказалось, что время безмятежности истекло: к полудню понедельника Майкл должен прибыть на корабль. Мать собиралась поехать в Лондон и провести с ним последний вечер. – Ты же понимаешь, правда? – спросил Майкл. – Она хочет побыть со мной, ведь одному Богу известно, когда еще меня отпустят… – Да, конечно, – рефлекторно откликнулась Луиза, даже не особенно задумываясь над этим. Он взял ее лицо в ладони и поцеловал – на этот раз в губы, нежным, успокаивающим поцелуем. – Ах, Луиза, иногда мне эгоистично хочется, чтобы ты была хоть чуточку постарше… Что же ты собираешься делать? – спросил он ее позднее. Об этом она не подумала. Стали проверять расписания поездов: выяснилось, что в воскресенье в Девон уехать не удастся – придется провести ночь в Лондоне. Она позвонила Стелле, но ее мать ответила, что та в Оксфорде у друзей до вечера понедельника. Луиза постеснялась напрашиваться к Роузам без Стеллы. Тут она вспомнила, что родители периодически останавливаются в квартире на Лэнсдаун-роуд. Она позвонила домой и попросила разрешения там переночевать. Мать ушла спрашивать отца. Вскоре тот подошел к телефону и сказал, что ей ни в коем случае нельзя оставаться одной в Лондоне: он встретит ее на вокзале и отвезет ужинать. В котором часу она приезжает? Разговор происходил прямо перед Майклом. Разумеется, тот слышал веселый, громкий голос отца и тут же подсказал ей время. Луиза механически повторила. – Ладно, до встречи! – И отец повесил трубку. – Ну вот и отлично! – воскликнул Майкл. – Теперь я не буду за тебя переживать. Луиза промолчала: именно этого она и боялась, однако выхода не было. Она так давно избегала оставаться наедине с отцом, что причины уже размылись и поблекли: страх постепенно перерос в неприязнь. Луиза старалась просто не думать об этом. Теперь же она почувствовала себя в мышеловке, забытый страх медленно поднимался со дна холодной мутью, и никак не получалось его задавить. Прошел день. За чаем Цинния велела принести рисунки, «чтобы мы выбрали лучший и решили, как ты хочешь их обрамить, милая». Всего Майкл нарисовал четыре портрета Луизы: два карандашом и два чернилами (сепия и черный). Лучший должен был принять участие в следующей выставке Майкла, которую организовывала леди Ци. Комплименты, удовольствие находиться в центре внимания – все было омрачено: Луизе хотелось уцепиться за них, растянуть день в вечность, просить, чтобы ее оставили здесь, с ними, в покое и безопасности… – Мне кажется, чернила, – размышляла вслух леди Ци. – Ни один толком не вышел, – возразил Майкл. – В следующий раз постараюсь получше. – А когда будет следующий раз? – неожиданно воскликнула Луиза. Все посмотрели на нее, и по выражению лица матери она догадалась, что ляпнула глупость. – Скоро, я полагаю, – легко отозвался Майкл, и она поняла, что ответ предназначался не ей. В последний вечер – за ужином никого посторонних, лишь они вчетвером – для Майкла приготовили все его любимые блюда. – Как будто я возвращаюсь в школу! – воскликнул он при виде пирога с патокой. – Ах, милый, если бы… – отозвалась его мать, и только тут Луиза поняла, что та страшно боялась за сына, что мысль о его внезапной гибели казалась ей одновременно ужасной и невозможной, ведь семья жила словно бы в меловом круге, где ни с кем ничего не случалось… После ужина пили кофе в библиотеке. Подали шоколадные конфеты. Майкл раскусил одну и воскликнул: – Ой, фу, марципан! – Отдай мне, – велела мать. Ее снова попросили исполнить партии из Джульетты и Офелии. От собственной Офелии она не выдержала – прослезилась, и зрители нашли, что так даже лучше. Когда они поднялись наверх, Майкл очень тихо спросил: |