
Онлайн книга «Восьмой круг. Златовласка. Лед»
Джейми рассказывал мне об их первых годах совместной жизни, о фригидности Бетти. Я вспомнил, что еще вчера в разговоре со мной Бетти сокрушалась о том, как трудно найти свободных мужчин в этом городе, полном разведенок и вдов. Говорила про защиту своего доброго имени, про то, как не хочет, чтобы шпионили за ее частной жизнью. И вдруг мне показалось вполне правдоподобным, что она солгала полиции про то, где находилась в ту воскресную ночь, не признавшись, что провела ее с женщиной, которую подцепила в баре. — Ладно, — кивнул я. — Прошу меня извинить. — Тогда пошел вон отсюда, — сказала Джеки. Камера Майкла находилась в конце коридора. Было половина одиннадцатого утра, он позавтракал в семь и ждал, чтобы его перевезли в тюрьму через дорогу. Десятью минутами раньше я позвонил Эренбергу, и он велел мне приехать как можно скорее, если я хочу поговорить с Майклом до того, как его увезут. При виде меня Майкл не выказал особого энтузиазма. — Приехала твоя сестра, — сообщил я. — Я разговаривал с ней вчера вечером. — Хорошо, — ответил он. — Она дала мне письмо, которое ты написал ей. Я собираюсь показать его полиции. — Зачем она это сделала? — Пытается помочь тебе. — Она поможет мне, если не будет совать нос в это дело. — Майкл, я должен задать тебе несколько вопросов. — Не хочу я отвечать ни на какие вопросы. Почему вас вообще пустили ко мне? Неужели у меня нет никакого права определять, кто… — В письме ты… — Господи! — Твое письмо не создает о тебе впечатления человека, который задумывается об убийстве. Ты даже напомнил своей… — Плевать мне на то, как я выгляжу в этом письме. — Ты даже напомнил сестре, что скоро день рождения Морин. Попросил прислать ей открытку, помнишь? — Да, помню. — Если бы ты собирался убить Морин… — Я ничего не планировал! — Значит, ты действовал стихийно, под влиянием момента? — Да, именно так. Я уже говорил вам. Почему бы вам не пойти послушать запись? Там все сказано, чего вам еще нужно, черт вас дери? — И все-таки? — Не знаю. — Расскажи, что говорила тебе Морин по телефону. — Я уже рассказал вам об этом. Она сказала, что напугана и хочет, чтобы я пришел в дом. — Чего боялась Морин? — Она не объяснила. — Просто сказала, что боится? — Да. — Но не сказала, чего именно? — Мол, не знает, что делать. — Делать с чем? Майкл, ты только повторяешь… — Она так сказала, черт возьми! — Она сказала, что не знает, что делать. — Да. — А ты не спросил ее, в чем дело. Человек говорит: «Я не знаю, что делать»… — Да, я не спрашивал ее. — Тебе совсем не было любопытно? — Нет. — Но ты пошел к ней домой? — Вы знаете, что пошел. — Почему? — Потому что она была напугана. — И не знала, что делать? — Правильно. — Но она так и не пояснила, чего боится или что… — Послушайте, вам не удастся подловить меня, — вдруг сказал он. — Подловить? — Вы слышали. — Для чего? — Да так. — Никто тебя не пытается подловить, Майкл. — Хорошо. — Поверь мне. — Чудесно, тогда почему бы вам не отправиться домой? Я больше не хочу говорить о Морин. — Почему ты попросил сестру послать ей открытку? — Я уже сказал вам, что не хочу… — А ты тоже собирался послать ей открытку? — Нет, я собирался купить ей что-нибудь. — Что? — Какая разница? Она умерла. — Майкл… Когда в ту ночь ты пришел к ней, о чем ты разговаривал? — Не помню. — Вы прошли в кухню, сели за стол? — Да. — О чем ты разговаривал? — Не знаю. — Ты говорил о том, что собираешься продолжить учебу? — Да, верно, об этом. А еще про алименты, про то, что папа перестал платить их. У него была какая-то особая манера ухватываться за чужие предположения и превращать их в свои ответы. За секунду до того Майкл не мог вспомнить, о чем они с Морин разговаривали, однако теперь, когда я предположил возможную тему беседы, он сразу ухватился за нее. Задай я подобный вопрос одному из моих клиентов в суде, адвокат противоположной стороны немедленно вскочил бы с места и закричал, что я подсказываю свидетелю. Я решил, что с ним надо вести себя осторожнее. — Майкл, до которого часу вы разговаривали? — До. Допоздна. Я не ношу часов. — Тогда откуда ты знаешь, что было уже поздно? — Ну… Морин сказала, что уже поздно. — А потом что? — Не знаю. — Когда ты потянулся за ножом? — Не помню. Я же говорил вам, что не помню. — Майкл, во время беседы с Морин в какой-то момент ты встал из-за стола и взял нож. Об этом ты сообщил Эренбергу. Я хочу знать почему. Что такого Морин могла сказать, чтобы спровоцировать тебя… — Ничего. Отстаньте от меня! Ничего она не говорила. — Ты просто взял нож? — Да. — Вот просто так, ни с того ни с сего. — Не помню. — Ты только сообщил мне, что Морин сказала, что уже поздно. — Она сказала, что идет спать, потому что уже поздно. — Она сказала именно это? Ты не мог бы припомнить точнее? — Она сказала, что… что у нее завтра день забит под завязку, уже поздно и она собирается ложиться спать. — Звучит, будто… — Она так сказала. «Он же был у меня дома во вторник на прошлой неделе. Они с Морин просидели полночи за кухонным столом, беседовали. Это был разговор по душам. О том, что я перестал платить алименты, о его возможном возвращении к учебе — да они бы еще сто лет проговорили, если бы я не сказал, что мне пора спать, поскольку завтра у меня день забит под завязку…» — Похоже, твой отец так сказал. — Отца там не было. — Не в воскресенье, Майкл, а во вторник, когда вы с Морин проговорили в кухне несколько часов. |